Искатель. 1990. Выпуск №3
Шрифт:
— Да. После девятого. Кажется, это было одиннадцатого.
— Все же попробуйте вспомнить, когда это было точно? Может быть, не одиннадцатого, а десятого? Или двенадцатого?
— Десятого — нет. Двенадцатого, может быть.
— А тринадцатого?
— Тринадцатого. Да нет, тринадцатого тоже исключено. Все же скорее одиннадцатого или двенадцатого.
— Какой это был день? Будний или выходной?
— По-моему, будний... Да, точно будний. — Вздохнул: — Гражданин следователь, если нет больше вопросов, может, я пойду?
Рахманов прикинул: мог ли Люка что-то утаить? Похоже, нет. Из слов Люки следует, что, выяснив все об Азизове,
— Лично у меня вопросов больше нет. Может, у Заурбека Владимировича?
Габелая покачал головой:
— У меня тоже. Спасибо, Ларион.
После разговора с Люкой Рахманов попросил Жильцова срочно вылететь на Алтай, чтобы узнать у отбывающего наказание в ИТК Алексидзе хоть что-то о Вадиме Павловиче. В аэропорт поехали все трое. Жильцов улетел, Рахманов же вместе с Саенко занялся изучением списков вылетавших из Сухумского аэропорта 11 и 12 мая. Увы, искали они тщетно. Выявленные в списках Вадимы Павловичи к человеку, разговаривавшему с Люкой, не имели никакого отношения, это было установлено с документальной точностью. С такой же точностью было установлено, что 11 и 12 мая никто не вылетал из Сухумского аэропорта по фальшивым или чужим документам. Значит, паспорт у Вадима Павловича оформлен по всем правилам, но имя-отчество, вписанное в паспорт, звучит по-другому. Либо 11 или 12 мая человек, интересовавшийся Азизовым, выехал из Сухуми каким-то другим транспортом.
Вечером Рахманов позвонил Инчутину, подтвердив, что завтра они вылетают в Москву вместе с арестованными Азизовым и Аракеляном. Инчутин, в свою очередь, сообщил: личность Веры Николаевны Новлянской им установлена. Все предварительные данные, сообщенные Рахмановым о Новлянской, в основном подтвердились. Сама Новлянская находится сейчас в Москве и, насколько известно Инчутину, уезжать никуда не собирается.
Из Сухуми самолет вылетел в 8.30 утра. Поскольку Азизова и Аракеляна сопровождали милиционеры в штатском, Рахманов и Саенко поднялись вместе с ними в самолет заранее, минут за двадцать до посадки. В салоне, подождав, пока арестованные и конвоиры займут места у иллюминаторов, Рахманов и Саенко сели с края, и Рахманов тут же перевел часы с девяти местного на восемь московского. Если полет пройдет нормально, в 14.00 они проведут опознание Клюева, в 16.00 — Шитикова. В том, что Азизов и Аракелян опознают и того, и другого, Рахманов не сомневался, да и вообще, сейчас он мечтал лишь об одном: добыть хоть какие-то сведения о главном преступнике — Вадиме Павловиче. Судя по всему, это опытный рецидивист, так называемый «вор в законе», скрывающийся под безобидной внешностью. Проверка в аэропорту показала: Вадиму Павловичу удалось обзавестись безукоризненно оформленными документами. Алексидзе почти наверняка из-за вполне естественного страха за свою жизнь будет молчать. Более реальна надежда, что о Вадиме Павловиче что-то расскажет Новлянская.
В Домодедове им пришлось выходить из самолета последними. Небо было затянуто сплошной светло-серой пеленой, моросил мелкий дождь. Группу встретили две подъехавшие прямо к трапу самолета машины, зеленый «уазик» ГУВД и черная «Волга» прокуратуры. Подождав, пока Азизов, Аракелян и конвоиры сядут в «уазик», Рахманов подошел к «Волге». Инчутин приоткрыл дверцу:
— Здравствуйте, Андрей Викторович. Слава, привет. — Обменялся с прилетевшими рукопожатиями. — К сожалению, Клюев и Шитиков уже вызваны.
— Почему «к сожалению»? — спросил Саенко.
— Потому что так бы я сразу отвез вас домой, к семьям. Как там южное солнце?
— Ничего южное солнце. — Усевшись, Саенко шутливо обнял Инчутина: — Леха, о чем ты? Зачем нам домой, наш родной дом — прокуратура.
Когда «Волга» выехала на Каширское шоссе, сидевший рядом с водителем Рахманов обернулся:
— Леша, давай новости. Пока есть время.
— Самая последняя новость: утром звонил Жильцов из Барнаула. Сказал, сегодня вылетает в Москву.
— Не объяснил, как слетал?
— Он звонил из аэропорта. Ну и... разговаривали без подробностей. Сами понимаете.
— Ясно. Что еще?
— Помните историю с контрамаркой? Ленком? Выписанной на имя некоего Лотарева?
— Помню. Выяснил, кто этот Лотарсв?
— Выяснил. Лотарев Сергей Леонидович. Москвич, двадцать семь лет. Художник, окончил Суриковский институт. Член групкома художников. Холост, живет один в однокомнатной квартире.
— Лицо свободной профессии?
— Совершенно верно. И знаете, что самое интересное? У этого Лотарева есть машина. Светло-серые «Жигули» шестой модели.
— Ого!
— Причем у машины, которую остановил Козлов, с этой машиной не совпадают только цифры номера.
— Как же тебе удалось вычислить этого Лотарева?
— Как только театр собрался, администратор по моей просьбе опросил труппу и выяснил: контрамарку заказывал знакомый Лотарева — Ширяев. Художник-декоратор театра.
— Как у Лотарева отношения с законом?
— Внешне все в порядке. Судим не был, в поле зрения милиции не попадал. А там не знаю.
— Вызывал его?
— Нет. Я вообще пока ничего не предпринимал до вашего приезда. Правильно?
— Правильно. Но путь здесь только один: надо срочно вызвать этого Лотарева к нам. Обычной повесткой.
— Значит, вызовем. Ну а Новлянская? Кого вызываем раньше, на завтра? Ее или Лотарева?
— Не имеет значения. Мы же не знаем, знакомы они или нет. Вызови Новлянскую на первую половину дня, Лотарева — на вторую.
Без пяти два Рахманов занял место в своем кабинете. В пять минут третьего в дверь постучали.
— Войдите, — сказал Рахманов.
В дверь заглянул Клюев:
— Гражданин следователь, я правильно явился? — Судя по беглому взгляду вошедшего, вызов в прокуратуру его не обеспокоил. — Мне тут повестка пришла. Можно?
— Можно. Проходите, Клюев. Садитесь.
Прикрыв за собой дверь, Клюев огляделся. Придвинул стул, сел. Первым Клюев был вызван умышленно, фактор неожиданности мог подействовать на него скорее, чем на более опытного Шитикова. Но сработать этот фактор мог лишь при одном условии: если оба не знают о поездке следственной группы в Сухуми. Сделав вид, что поправляет разложенные на столе бумаги, Рахманов спросил: