Искатель. 1990. Выпуск №3
Шрифт:
— Вера Николаевна, среди ваших знакомых нет такого Лотарева?
Интересно... Новлянская явно медлит с ответом. Вот те на... Неужели она знает Лотарева? Сказал, небрежно закрыв папку:
— Если вам трудно вспомнить, могу помочь. Молодого художника Лотарева. Выпускника Суриковского института.
Новлянская знает Лотарева. Точно. Она в растерянности. Поправила волосы:
— Вы спрашиваете меня о Лотареве в связи с Азизовым?
— Пока нет. Как хорошо вы знаете Лотарева?
— Ну... знаю. Более или менее. Я покупала у него картины.
— Понятно. И давно вы знакомы?
— Точно не помню. Года
— И каким образом состоялось знакомство?
— Ну... Я отмечала день рождения. В ресторане. По-моему, в «Белграде». Да, это был «Белград». И Лотарев пришел с кем-то из приглашенных.
— С кем именно, не помните?
— Нет. Но если надо, могу уточнить. С кем-то из молодежи...
— Вообще, вы часто встречались с Лотаревым?
— Крайне редко. И то главным образом как заказчица.
— И сколько картин Лотарева вы приобрели? Всего?
— Сейчас... Сразу не вспомнишь. По-моему, четыре картины.
— Последняя покупка была давно? — Этот вопрос Рахманов задал на всякий случай. Новлянская долго молчала. Сказала:
— Последняя месяца три назад. Летом.
— Летом, в каком месяце?
— По-моему, в июле. Да, в июле.
Интересно. Может быть, Новлянская купила картину Лотарева 9 июля? Спросил:
— Какого июля, не помните? Хотя бы в начале или в конце?
— Что, это может иметь значение?
— В какой-то степени может. Так в начале? Или в конце?
— В начале. Могу даже сказать точно. Восьмого июля.
Восьмого июля... Что ж, цифра Рахманова вполне устраивала. Каждый его вопрос будто нарочно ложится точно в «десятку».
— И где произошел акт купли-продажи? У Лотарева? Или у вас?
— Нет. Восьмого июля я устраивала ужин для друзей. В ресторане «Континенталь». Лотарев привез картину прямо туда.
— И вы с ним там же расплатились? Во время ужина?
— Нет. Лотарев куда-то уезжал. И оставил картину... для ознакомления. Я расплатилась, когда Лотарев вернулся.
— Когда? Можете назвать точную дату?
— Он вернулся дня через три-четыре. Я помню день недели. Понедельник.
— Понедельник был двенадцатое.
— Значит, двенадцатого.
— Опять же где это было? У вас? Или у Лотарева?
— У меня. Лотарев заехал ко мне в первой половине дня. И я с ним расплатилась.
— Сколько вы ему заплатили?
— Пятнадцать тысяч.
— Серьезная сумма.
Новлянская усмехнулась:
— Серьезная. Но и Лотарев серьезный художник.
— Что, у него и другие покупают картины?
— Понятия не имею. Честно говоря, меня это не интересует. Картины Лотарева мне нравятся. Это настоящее искусство. Ну а остальное... преходящее. На мой взгляд.
— Что же это была за картина? Пейзаж? Натюрморт?
— Женский портрет.
— Ясно. Вера Николаевна, вы случайно не знаете, куда уезжал Лотарев на эти четыре дня?
— Не знаю. Мне Лотарев сказал, что ненадолго уедет. И все.
— Давно вы видели Лотарева? Последний раз?
— В последний раз я видела его именно тогда. Когда расплатилась за картину.
— То есть после этого дня вы его ни разу не видели?
— Ни разу.
— Но перезванивались?
— И не перезванивались. Зачем?
— Понятно. Вера Николаевна, сейчас я вам опишу человека. Попытайтесь вспомнить, нет ли такого среди ваших знакомых.
Подумав. Новлянская покачала головой:
— Игорь Кириллович... Да еще с фамилией на С... Нет. Среди моих знакомых такого нет.
Поставив «шестерку» на свое место во дворе, я на несколько секунд задержался в темной кабине. Часы на приборной доске показывали четверть двенадцатого.
Посидев, выключил мотор. Вышел, запер машину. Алены не будет еще неделю. Сейчас она вместе с курсом на картошке, где-то под Шатурой. В двух присланных за это время открытках Алена, кроме прочего, предупредила: там, где они копают картошку, дорог практически нет, так что любые мои попытки приехать к ней лучше оставить.
Осмотрев ночной двор и ощутив осенний холод — все-таки конец сентября, — я пошел к дому. Войдя в подъезд, остановился перед лифтом. Пошарил в кармане, нашел ключи. Открыл почтовый ящик, достал газеты.
В квартире первым делом полез в холодильник, вытащил бутылку молока, яблоко, сел за стол и только тогда заметил лежащий на столе серый листок. Налив полную чашку и сделав глоток, я подумал: листок был вложен между газетами и сейчас выпал. Обычно так выглядят уведомления о посылках или телеграфные переводы. Подтянув бумажку к себе, вчитался. Ну и ну... Такого я еще не получал. Повестка в прокуратуру на завтра.
Помедлив, я нажал кнопку стоящего на столе «Филипса» и нашел тихую мелодию. Прихлебывая молоко, стал не спеша изучать бумажку. В ней сообщалось: завтра в четырнадцать ноль-ноль мне, Лотареву С. Л., надлежит явиться в Прокуратуру РСФСР к некоему «след. Рахманову А. В.», то есть к следователю.
Повестка меня не обрадовала, но и не вызвала особых опасений. Перебрав все, что произошло со мной за последние полгода, я вспомнил два более-менее серьезных происшествия, случившихся на моих глазах. Драку в ресторане и автокатастрофу. Мысль же о поездке в Смоленскую область с Юрой и Женей я старался отогнать как можно дальше. Не может быть, чтобы меня вызывали сейчас именно из-за этого. Ведь с того дня прошло больше двух месяцев. Все же на всякий случай я набрал Сашкин номер, но Сашки не было дома. Решив позвонить позже, я прихватил «Филипс» и перешел в комнату. Сел в кресло, нарочно не зажигая света. Тихая мелодия настраивала на воспоминания. Естественно, я сразу же вспомнил Алену. С момента, когда я получил неожиданный гонорар, мы с Аленой почти не расставались. Сначала побывали в Дагомысе, потом перелетели на Рижское взморье. Потом довольно долго жили у Сашки на даче. Нам было так прекрасно друг с другом. В последний день августа я отвез Алену домой. Помню, было около часа ночи, Алена поцеловала меня на прощание. Вышла из машины. У подъезда обернулась, махнула рукой и исчезла. Тогда, пытаясь разглядеть в темноте ее силуэт, я подумал: вот и хорошо. Мы должны отдохнуть друг от друга. И, как только хлопнула дверь, с легким сердцем развернул машину. И вот сейчас я не могу представить, как дотяну эту неделю без Алены.