Искатель. 1993. Выпуск №4
Шрифт:
В конце концов, можно и потерпеть.
Сцилла вошел в зал аэропорта и сразу засек типа в парике, на мгновение заколебался, и было от чего: во время последней встречи с этим типом оба они очень старались убить друг друга.
Конечно, то был Брюссель, и там была работа, а здесь Лос-Анджелесский международный аэропорт, отдых, если считать полеты отдыхом. Но все это не очень-то облегчало положение Сциллы: как объяснить человеку, которого ты когда-то пытался пришить, что сейчас ты не на работе и тебе просто хочется поговорить? Нельзя же вот так подойти и сказать: «Привет! Как дела?», потому что в голове твоей появится еще одна и совсем ненужная дырка прежде, чем слово «дела» прозвучит полностью.
Обезьяна прекрасно владел оружием. Обезьяна теперь работал на арабов, вроде бы на Ливию или на Ирак — Сцилла эти страны всегда путал. Как только Сцилла вернулся в Отдел, он запросил досье на Обезьяну, зная, что оно найдется, и весьма пухлое, — Отдел гордился своим умением собирать и систематизировать информацию о любом агенте из чужих служб.
Нет, Обезьяна не всегда ходил во врагах. Он часто менял страны и хозяев, но шесть лет он работал на британцев, а два года после этого — на французов. Затем попробовал работать независимо, но, видимо, ничего не вышло, редко у кого это дело получается, лишь загадочный и жестокий мистер С. Л. Чен работал без постоянного контракта и жил прекрасно. После попытки обрести независимость Обезьяна задержался ненадолго в Бразилии, затем побывал в Албании перед долгосрочным контрактом с арабами.
Сцилла смотрел на маленького человека в парике, сидящего на дальнем стуле у стойки. Интересным в этой ситуации было то, что перед Сциллой возникла задача — подойти, представиться и остаться живым. Если же такие люди, как он и Обезьяна, схватились, то маловероятно, что оба остались бы живы. Несмотря на то, что Обезьяна был маленького роста и выглядел мальчиком из церковного хора, вот уже лет десять он, как никто другой в мире, владел любым огнестрельным оружием, тогда как Сцилла и Чен считались лучшими специалистами по убийству голыми руками: ладонью, тыльной ее стороной, правой рукой, левой, все равно.
Разумнее было бы, думал Сцилла, поискать другой бар. Он не боялся риска, но по возможности избегал его. Уже сделав несколько шажков назад, он остановился, потому что, черт возьми, ему хотелось поговорить с Обезьяной. Такая возможность нечасто выпадает, ведь когда Сцилла только начинал работать в Отделе, Обезьяна был одним из пяти-шести человек на весь мир, кто мог с законным на то основанием считать себя легендарным.
Сцилла припомнил имена остальных: Брайтон, Тренч, Фиделио — и все уже, увы, пущены в расход. Безжалостно.
И вот Сцилла в движении. Он был необычайно проворен для человека его комплекции и особенно хорошо умел набирать скорость, а это самое главное. Когда-то Сцилла слышал, как один баскетбольный тренер спросил у другого об игроке:
«Он быстрый?» Вопрос запомнился. До этого Сцилла не задумывался, что человек может быть быстрым или медлительным. Сцилла двигался вдоль стойки, за стульями, и, подойдя достаточно близко, изобразил на лице радость от встречи и бросился к человеку в парике. Он крепко обхватил его мощными руками, придавив к стулу, а со стороны все это казалось встречей двух старых друзей, которые своеобразно приветствуют друг друга. Сцилла прошептал:
— Спокойно, Обезьяна.
И услышал в ответ:
— При мне ничего.
Сцилла сел на стул рядом, на него произвели впечатление реакция и самообладание Обезьяны: именно реакция делала его несравненным во владении оружием, а не глаз, который был тоже неплох — проще сказать, его пуля уже была в воздухе, когда противник только целился.
— Ты не боишься? — удивился Сцилла.
— Без оружия-то? Да нет. А ты?
Сцилла промолчал, разглядывая свои огромные руки.
Обезьяна проследил за его взглядом:
— Ну, ты-то всегда во всеоружии.
Сцилла пожал плечами.
— Руки лучше, — сказал Обезьяна, — с ними ничто не сравнится. Будь у меня такие же, я бы…
Сцилле на ум сразу пришел Чен, он гораздо меньше Обезьяны, хрупкий — какая-то сотня фунтов. Сцилла никогда бы не упомянул всуе имя китайца, но заговорил о нем Обезьяна.
Сцилла улыбнулся. У него не было ни малейшего представления, где Обезьяна обучался своему ремеслу, в какой стране. По всей видимости, в той же, что и Сцилла. Действительно, все, что знали друг о друге, они почерпнули из досье, хранящихся в разных штаб-квартирах. С одной стороны, они не знали ничего, с другой — все. Они умели даже иногда читать мысли друг друга, и несомненно теперь был тот самый случай.
— Это мистер Чен может так ловко убивать любой рукой только потому, что он — чертов варвар-китаец, а у китайцев такие возможности заложены природой. Негритосы, например, все умеют танцевать. Теперь ты, наверное, уже и умрешь с мыслью, что я — ходячее скопище предубеждений. Обезьяна? Встречал. Шкет-расист, и парик великоват. Повторите. — Последнее относилось к бармену, тот кивнул, взял бутылку шотландского виски, налил. — Сделайте тройную, — попросил Обезьяна. Бармен кивнул и долил еще.
Сцилла заказал как всегда:
— Шотландского, пожалуйста; побольше воды и льда, — произнес он, думая, что Обезьяна напрасно заказывает тройное виски. Тройные порции опасны, язык работает потом хуже, да и мозги, и реакция становится ни к черту. Все это было очевидно настолько, что говорить об этом не было смысла. Тогда Сцилла решил зайти с другой стороны.
— Неплохой парик, — сказал он.
— Неплохой? Бог ты мой, сегодня на ветру он встал торчком, вот так, передняя часть встала — задняя осталась на месте, а передняя начала хлопать, как будто машет кому-то. — Обезьяна уставился в свой стакан. — Шутка не удалась? А я был знатным шутником, Сцилла. Веришь? Комиком.
— Верю.
— Ни черта ты не веришь.
— Разве это важно?
— Нет, — сказал Обезьяна, но потом быстро добавил: — Да-да, это важно.
— Сцилла счел, что лучше не продолжать эту тему.
— Я сам выбрал себе прозвище, кличку эту, — опять заговорил Обезьяна. — Выбрал себе псевдоним сам. Они спросили: «Ты как хочешь называться?» Я же лысый с двадцати двух лет, как-то вдруг все волосы сразу повылезли. Я и сказал им: «Обезьяна». Помнишь пьесу «Волосатая обезьяна» американца О'Нила? [4] Понимаешь, смех какой? И всегда я так, живот надорвешь.
4
Юджин О'Нил (1888–1953) — американский драматург; пьеса написана в 1922 году.