Искатель. 2009. Выпуск №1

Федоров Михаил Иванович

— Вытащили? — сквозь слезы улыбнулась Людмила.

Яковлев, с минуты на минуту ожидавший бурной реакции

этой странной женщины, на мгновение нахмурился. «Она явно не в себе», — пронеслась мысль.

— Вытащили, — буркнул он и замолчал.

После небольшой паузы Людмила спросила:

— А он ничего не говорил перед смертью?

— Он скончался, не приходя в сознание, — повторил профессор заученную фразу.

— Да-да, вы уже говорили, — торопливо закивала Людмила.

— Впрочем, врач «скорой помощи» обратил внимание

на одно необычное слово, которое ваш муж произнес в бреду по пути в больницу. Оно показалось коллеге странным, поэтому он его запомнил. А потом рассказал об этом мне.

— Что это за слово?

— Хадж. Паломничество, — пояснил Яковлев. — Вам это о чем-нибудь говорит?

— Нет… Не понимаю, что он хотел этим сказать… Он ведь православный.

— Я думаю, не стоит искать какого-то объяснения сказанному в бреду, — поспешно сказал профессор. Его уже начинал тяготить этот разговор.

— Да, вы правы, не стоит, — пробормотала Людмила в задумчивости. — Но я запомню… Хадж…

Не сказав больше ни слова и уже не обращая внимания на хирурга, Людмила медленно направилась к выходу. Яковлев пожал плечами, провожая взглядом жалкую фигурку женщины, ставшей в одночасье вдовой, и подумал: «Видимо, по- настоящему отплачется только дома. Люди с таким характером, как правило, не любят афишировать свои чувства… Но почему она интересовалась тем пассажиром? Странно…»

И тут его осенило. Яковлев распахнул дверь ординаторской и буквально ворвался в кабинет. Молодой хирург Долгушин, в эту ночь оперировавший Лебедянского, был еще здесь и что-то писал — сдавал ночное дежурство. Он не поднял усталых глаз на вошедшего, а только мельком взглянул из-под очков.

— Паша, — позвал его Яковлев, — у тебя еще много писанины?

— Дописываю.

— Слушай, я тебя оторву на секунду. В котором часу ты прооперировал Лебедянского?

— Иван Алексеич, мы с вами сегодня одновременно закончили. В половине четвертого.

— Одновременно, только с противоположным результатом… Понимаешь, какая мистика получается: мой был неоперабельный, но хотел жить, а твой — наоборот. И вдруг в половине четвертого они резко меняются ролями. Твой идет на поправку, а мой — умирает. Как это объяснить?

— Совпадением, — зевнул Долгушин. — Чем же еще?

— Э нет, коллега, не надо упрощать.

Долгушин пожал плечами и вернулся к своим бумагам.

— Если мы станем объяснять каждую… — начал былФ он и снова зевнул.

Яковлев сверкнул глазами и вышел из кабинета. В коридоре он остановился и долго стоял в задумчивости, правой рукой теребя связку ключей в кармане халата.

Глава 4

НЕКРОНАВТЫ

Сергей очутился посреди моря цветов в центре межгорной впадины. Над головой — и справа, и слева — нависали иссиня- черные иззубренные монолиты. В зените, в прорези между

двумя отвесными вершинами застыло безмятежное солнце. Две красавицы-бабочки тревожно порхали вокруг, не улетая прочь и не садясь на цветы. А цветы здесь росли необычные — черные тюльпаны асфоделы, точь-в-точь как в греческих мифах о подземном царстве Аида.

Сергей следил за полетом бабочек, оглядываясь по сторонам, и вдруг заметил позади себя давешнего пассажира. Лебедянский выглядел так, будто лишь на секунду вылез из машины размяться. Ему недоставало только очков, галстука и кейса. Подобно Сергею, популяризатор науки с явным неудовольствием озирал окрестности.

— Куда мы попали? — спросил Сергей, кивая Вениамину.

В ответ тот пренебрежительно фыркнул:

— Насколько я понимаю, это Древняя Эллада, или, вернее, только ее мифопоэтическая проекция на наше с вами сознание. А попали мы сюда по вашей милости, голубчик… Впрочем, я вас не виню: то, что было задумано, все исполнилось в срок. Вы верите в предопределение?

— Подождите! — спохватился Сергей. — Так мы что, умерли?!

— Ха! Умерли, и не один раз, батенька. Мы уже проплыли по Подземному Нилу и побывали на экскурсии в Городе Напрасно Умерших… Вы что, не помните, как загнали свою «Волгу» под панелевоз?

— Но это же был сон!

— Мне вас искренне жаль, но… все это было на самом деле… Кстати, вы не видели Лялю?

— Вашу жену? Нет.

— Похоже, она поторопилась туда, — Вениамин кивнул головой, указывая на угольно-черный провал в толще горы. — Думаю, эта пещера ведет прямо в Аид. Предлагаю спуститься.

— Да подождите вы, в самом деле! Дайте разобраться!

— Хорошо, давайте рассуждать логически. Помните, в машине вы говорили о «колесе сансары»?

— «Родишься вновь прорабом»?

— Верно. «Родишься вновь, на колкости горазд». Мы с вами совершили экскурс в мифопоэтические парадигмы древних религий. В «Розе Мира» это звучало бы иначе: «странствие в трансмифах метакультур». И наши с вами посмертные воспоминания свидетельствуют в пользу догмата о бессмертии души. Может, мы прожили на Земле не одну, а несколько жизней. К тому же наши с вами пути могли неоднократно пересекаться в прошлом… Взгляните на бабочек: это наши души-астралы. Ваша — траурница, моя — перламутровка. Не зря древние греки изображали на надгробьях череп и кости, как символ бренного тела, и летящую бабочку — как символ бессмертной души.

Душа твоя — как бабочка, легка — Покинет бренное земное тело, Как лепесток, где только что сидела, Чтоб в тот же миг вспорхнуть под облака.

— Ваше? — спросил Сергей.

— Из неизданного при жизни, — мрачно пошутил Вениамин. — Итак, к чему я клоню… Я хочу доказать вам, закосневшему в материализме, что мы — люди — живем практически вечно и неоднократно являемся в этот мир.

— А я и не спорю, — проворчал Сергей. — И сколько, по- вашему, жизней мы уже прожили?