Искатель. 2009. Выпуск №1
Шрифт:
Он знал, что несколько раз в году сводный отрад милиции уезжал из города в Чечню. Но это всегда обходило стороной следственное отделение, где работы было невпроворот.
Но на этот раз предлагали ему.
— У меня жена в положении, — вспомнил веский аргумент.
— Тем лучше…
— Как лучше?
— Если что случится, у тебя хоть дите останется…
— Ну, у вас и аргумент…
— А что? Хочешь еще аргумент?!
— Что вы со мной так?!
— Любитель долларов!
— Каких долларов? — не понял Тимохин.
— Зеленых! Не врубился? — Седов покрутил пальцем у своего виска. — Я тебе вот что скажу: перед тем как разгонять малину, надо очень и очень подумать…
— Какую малину?!
— Все, мне надоело! Не хочешь ехать, клади рапорт. И вытряхивайся из общежития…
— Куда вытряхиваться?
— На улицу… Видишь, какая лютая нынче зима!
С тяжелыми мыслями Илья покинул огромные коридоры управления.
Подтаявший днем снег к вечеру затвердел. Ветер пронизывал. В другой раз он бы не почувствовал холода, но теперь его чуть не колотило:
— В Чечню!..
После долгих размышлений и двух бессонных ночей дело о мошенничестве Тимохин передал подчиненному:
— Попытайся, может, получится…
Утолкал вещи в рюкзак, вооружился в дежурке, сдал ключи от сейфа. Подмывало сообщить родителям о поездке, но не стал.
На проводах Маршал крепко жал ему руку:
— Не подведи!
Хотел спросить начальника: «Это как мне расценивать: «Крепись, мы с тобой!» Или: «Ну что, допрыгался?»»
Прятала в платок мокрое от слез лицо Люба.
Вот заскрипели тормоза. Приехал автобус. Отряд милиционеров быстро погрузился.
«В конце концов, мне всегда везло, — думал Тимохин, махая уплывавшей за автобусом женской фигурке. — Не брали в институт, а потом приняли. Прогнали из села, устроился в городе. Считали: закиснет простым следователем, а дорос до заместителя начальника отделения».
Теперь во временном отделе в Чечне его ждало место начальника отделения. Да из командировки он мог привезти боевые. Немалую сумму, как раз к рождению ребенка. А что там с фермером — он не всемогущий и не может всем помочь.
Впереди наметилась степная дорога. Она утомляла. Заносы, расчистка лопатами пути изводили. Милиционеры ехали на дело, а силы растрачивали уже в пути. Дважды автобус цепляли к фуре, которая вытягивала его на гору. Только после Ростова состояние дорожного полотна улучшилось: снег растаял, асфальт подсох.
Добравшись до Владикавказа, ушли в предгорья, где в чеченском поселке находилось место их постоянной дислокации. Но до поселка проехали еще несколько станиц, в одной из которых при виде тарелки спутниковой антенны на крыше Тимохин воскликнул:
— Надо же! А говорят, Чечня — каменный век! Да отсюда позвонить можно в любую точку света…
Еще через десять километров пути вдоль рощ и садов показался поселок.
— Вот и наше лежбище… — побежало по радам.
Служба в Чечне оказалась не очень хлопотной. Если кто
кого побил, то в милицию не обращался, как в глубинке России. Эти вопросы решались по местным обычаям.
Если и приходили, то с другим. Присылали мальчишку лет восьми-девяти. Он:
— Дядь, выйди! Поговорить надо!
Выйдут из здания, мальчик расскажет.
Сотрудники пойдут с мальчиком и все уладят. Даже если и случались кражи, то в основном все решалось на словах. Но ничего не документировали, протоколы не писали, чтобы не попали фамилии и должности сотрудников в ненужные руки.
Это делало службу следователей вовсе не обременительной. Конечно, они рисковали при проведении зачисток, при патрулировании, когда шли в одном ряду с обычными милиционерами, но привычных выездов на места происшествий, допросов, опознаний не проводилось. Поэтому начальник следственного отделения старший лейтенант Тимохин мог посчитать, что попал на курорт.
— И чего я еще гоношился? — вспоминал он свой разговор с Седовым. — В следующий раз разнарядка придет — сам поеду.
Уже отгремели две чеченские войны, дважды брали Грозный. Третьего штурма не предвиделось. Предгорья Чечни погрузились в столетнюю, обманчивую тишину. Иногда Тимохин вспоминал фермера, которому обещал поймать преступников.
«Вытянут ли без меня дело? Отловят ли Коротыша? Гнутого? Не будет ли давить Маршал?» — спрашивал он себя.
Почему-то именно фермер не давал покоя. Может, потому, что обманули сельского жителя, его сородича, ведь тоже вырос в деревенской глуши, где восхищался цветением черемухи весной, летом — окунями с ладонь в пруду, осенью — яблоками с кулак в саду, зимой — как виноградными, гроздьями боярышника.
Подумывал: а не связаться ли с городом и не разузнать ли состояние дела? Но как? Если позвонить, то неоткуда. Междугородней связи в их временном отделе нет. А если писать, то на это уйдут недели.
И спрашивал: верно ли выбрал профессию, пошел в милицейский институт, а не на агрономический в сельхоз или на худой конец — в лесотехнический. Тогда бы сейчас вместо гор с зарослями рощ и языками ледников на горизонте его окружала бы пахота, и он не маялся бы от безделья.
Еще не закончилась вторая неделя, как Тимохин оказался в Чечне, его вызвали в Моздок. Надо было прибыть на совещании и к тому же забрать гуманитарный груз.