Искатель. 2009. Выпуск №6
Шрифт:
— С конезаводом договорился. Рысачки подобраны и только ждут своего часа, — рапортовал Жигов. — С епархией тоже все пучком. Батюшка адмиралтейской церкви будет ждать…
Наступил ответственный день. К брюху замершего авиалайнера устремились два вишневых микроавтобуса. Оттуда выскочили Манин с букетами и молодые банковские работницы в кокошниках.
Дверца самолета отхлопнулась: на порожки ступила Марианна Михайловна в платье с рисунком картин итальянских мастеров, за ней — президент Хопербанка Валериан Валерьевич в фиолетовом пиджаке. Следом кучерявые,
Манин взмахнул цветами, и девицы запели, крутя кистями:
— Белодонские девчата, белодонские края…
Оцепленный спереди и сзади гаишными машинами кортеж помчал в сторону видневшихся за сосновой бровкой городских кварталов.
На мраморном крыльце гостиницы, выставляя прическу-ракушечку напоказ, гостей встречала Глафира Львовна. Но, не вызвав ни у кого к себе интереса — только Марианна Михайловна спросила: «Как можно познакомиться с таким мастером?», — по одному провожала в люксовые номера. Краткий отдых перетек в завтрак в ресторане — официантки в белых передничках упреждали каждое желание гостей.
Экскурсия по городу началась с набережной, где батюшка в адмиралтейской церкви вознес хвалы Богу, помолился за успех предстоящего совещания и рассказал о царе-дыбаре, строгавшем здесь доски для кораблей. Проехали на авиационный завод, генеральный конструктор которого полез на высоченные стапеля и забегал по широченному крылу. На конезаводе молодые наездники помчались по кругу во всю прыть, а потом катали банкиров на колясках.
После храма, самолетов, рысачков члены совета пожаловали в филиал. Сотрудники филиала замерли, вросли в компьютеры, ощущая на себе взгляды проходивших мимо руководителей, которым стоит только пальцем пошевелить, и любой из них с треском вылетит с работы. Но настроение у членов совета было благодушное. Они поднялись на второй этаж и закрылись в кабинете Манина.
Глафира замерла в приемной, как часовой на часах, и, поправляя свою прическу, говорила:
— Ох, сейчас вот вызовут меня и спросят, какой у вас управляющий, а я ведь погрешить не смогу, скажу правду!
— Глафира Львовна! Да не берите вы все так близко к сердцу, — секретарша прикрывала платьем обнаженную коленку.
— Бесстыдница! Ты что про кофе забыла?
— Да Бог с вами…
Секретарша в обтягивающем тело платье подалась к урчащему кофейнику.
С наполненными чашечками направилась в кабинет.
Вот в коридор вывалили сановные фигуры. Полезли в карманы за сигаретами и зажигалками. Гуськом потянулись вниз к автобусам.
— Как цекашников принимаем, — вспомнила былое Глафира.
Манин пригласил президентскую чету посмотреть его будущее жилье.
Валериан Валерьевич обошел перетекающие, как залы, из одной в другую огромные комнаты и вышел на балкон. Смотрел с высоты птичьего полета на разметавший в разные стороны свои районы город и говорил:
— А у нас таких домов еще не строят…
— Построят! Я раздобуду проект! — воскликнул Манин.
— Валерушка, — супруга президента поправила на своей шее
— Догадываюсь…
— Ну, тогда осчастливь! Тебе же это особого труда не составит.
— А что, думаешь, не осчастливлю? — Коркунов посмотрел на управляющего. — Борис Антоныч! Я принял решение: твой кредит банку погасить… Тебе эти апартаменты достанутся даром…
Манин ощутил такой прилив благодарности внутри, что поднялся на цыпочки и чмокнул в щеку президента.
А потом, извиняясь, минуту тряс щедрую руку и причитал:
— До смерти не забуду… До самой смерти…
Весь вечер в гостиничном ресторане надрывался оперный певец, ублажая приезжих, и лишь глубокой ночью компания банкиров растеклась по номерам. Только к полудню протерли глаза члены банковского совета.
Прощаясь с президентом, Манин вытягивался в струнку, заверял, что выполнит любое приказание, клялся в вечной любви. Отстояв положенное на бровке летного поля, в изнеможении свалился на руки своего подчиненного Жоры Жигова. То, что совет принял решение о закрытии усинского представительства, его мало волновало, главное то, что в скором будущем он должен въехать на правах собственника в самую шикарную в городе квартиру.
— Вот вам и сын участкового!
Мотаясь по мебельным магазинам, Манин подыскивал спальный гарнитур итальянского производства, гостиную с перинными диванами и матовыми столами, шведскую кухню с множеством шкафчиков и столов, дома советуясь о покупке со своей женой, а на работе — с молдаванкой.
Предчувствуя, что над ним сгущаются тучи, директор усинского представительства решил ничего банку не возвращать, а поступить так, как в бытность председателем колхоза. В выходной день он вывез из представительства все движимое имущество: компьютеры, кресла, счетные аппараты, даже вырвал с корнем люстры с потолка, угнал в соседний район и спрятал у тестя в сарае «Мерседес».
Придя в понедельник на работу, уборщица увидела пустые комнаты. Сразу позвонила Глафире Львовне в Белодонск.
— Нас обокрали…
Глафира минуту молчала, а потом попросила перезвонить Манину.
Примчавшемуся в Усу юристу бабули из соседних домов рассказали, кто ворочал у представительства в выходные.
Тарас Леонтьевич нашел Разворотова.
— Ничего не отдам! — заявил тот.
— Хорошо подумал перед тем, как такое говорить?
— Мне банк не меньше должен! Вот отдаст, и я тогда…
— Что же банк тебе задолжал?
— А ремонт я делал за чей счет? Забор ставил? Крышу перестилал? Мне Манин обещал заплатить!
Тарас Леонтьевич озадачился: если Разворотову должен банк, то он вправе требовать компенсацию.
Связался с управляющим, который потерял от услышанного дар речи.
Глафира налетела на юриста:
— Мы зачем вас командировали? Чтобы вы нюни распускали? Изымайте все, и баста!
Юрист приехал к Разворотову с сотрудником усинской милиции, с которым когда-то вместе учился на юридическом факультете.