Искатель. 2011. Выпуск № 12
Шрифт:
— Арик все понимает, и ты понимал, когда был в его возрасте, а потом перестал понимать. Это нормально. Когда мне было пять лет, я гораздо лучше понимала бабу Лену, чем маму. Мы с бабушкой очень легко находили общий язык, а с мамой ссорились постоянно. Я хочу сказать, что Раневская с Пляттом гораздо полезнее для Арика, чем порция веселых телепузиков.
— Телепузики — абсолютное зло, — согласился Беркович.
— Как прошел день? — осторожно спросила Наташа. В новостях передали, что дело о смерти Альтермана пока не раскрыто, в последнее время у израильских пинкертонов столько провалов,
— Нормально, — бодро ответил Беркович, но сразу добавил: — Да что я говорю… Была, если ты помнишь, загадка запертой комнаты. А теперь есть загадка пяти запертых комнат, и не исключено, завтра добавится шестая.
Странная ассоциация мелькнула в голове. Кто-то задумал убить человека. Кто-то соображает, как это сделать. Мысль оформляется постепенно. Как это бывает в природе, да и в психологии тоже — от простой мысли к сложной. Если рассмотреть кукол под этим углом зрения… Горсть песка — материал, из которого сделан камень. Потом Марина — подобие человека, но очень недостоверная, ни рук толком, ни ног, голова без шеи. Ким… Кукла без имени… Фредди Крюгер.
Эволюция очевидна, можно даже представить, каким окажется недостающее звено, если Кашенилю удастся его найти. Как в прошлом веке — искали переходное звено от обезьяны к человеку, а нашли…
Что-то в этом есть.
— По телевизору сказали, что у тебя до сих пор нет подозреваемого. Несколько дней об этом деле не говорили ничего, почему сегодня…
Беркович вспомнил девушку-репортера, на вопросы которой он так и не ответил.
— Ах, — сказал он, — им нужен был репортаж в новости, а я…
— А ты, как обычно, отвернулся от камер и сорвал съемку.
— Да.
— Пожалел бы девушку.
Беркович не успел ответить — зазвонил мобильный. Это был простой долгий звонок, не мелодия Моцарта. Значит, по делу.
— Извини, Наташа, — пробормотал Беркович и, высвободившись из объятий жены, вышел на балкончик.
— Борис, — голос Кармона звучал странно: уверенно и спокойно, но чувствовалась и скрытая досада, Беркович легко улавливал интонации, а к голосу сержанта давно привык и понимал не только слова, но стоявший за ними смысл. — Борис, мы нашли кресло.
— Где?
Кармон привык докладывать обстоятельно, не упуская подробностей.
— Мы разделили дома и пошли по квартирам. Представлялись, просили прощения за поздний визит и спрашивали…
— Переходи к результату.
— В нескольких квартирах, номера у меня записаны, конечно, нам не открыли дверь даже после того, как мы представились. Еще в восьми квартирах не захотели говорить, мол, поздно, приходите утром.
— Послушай…
— Да, я перехожу… В квартире восемнадцать, в тридцать шестом доме, он стоит торцом к дому Альтерманов, там живут двое пенсионеров, муж и жена, фамилия Крайзман. Ализа и Меир. По словам Меира, весной он увидел у мусорного ящика приличное кожаное кресло, потертое, но пригодное, как он выразился, к эксплуатации.
Поняв, что сержант все равно договорит приготовленную речь, а если его подгонять, то доклад затянется на неопределенное время, Беркович слушал молча, пытаясь представить старика и его старуху, и их квартиру, где мебели наверняка было кот наплакал, вся или подаренная соседями и родственниками, или подобранная там, где перед праздниками обычно оставляли ненужные вещи.
— Сам втащить кресло на третий этаж Меир не мог и попросил парней, беседовавших у подъезда, ему помочь. Те быстро подняли кресло и поставили в гостиной перед телевизором. Там оно и стоит. С позволения хозяина, я его осмотрел. Хозяйка, правда, была недовольна, но Меир на нее шикнул, и она больше не мешала. В результате прощупывания выяснилось, что внутри обивки ранее находился посторонний предмет.
— Ранее?
— Прощупывалась небольшая каверна, кожа в этом месте подмята. На мой вопрос Меир ответил, что действительно, странная была история, он о ней забыл, но мы напомнили. Посидев в кресле, он почувствовал спиной нечто твердое внутри обивки. Сидеть было не очень удобно, Меир решил: кресло потому и выбросили, что кому-то стало неудобно сидеть, а ремонтировать не стали. Меир в прошлом краснодеревщик, умеет работать с инструментом. Вскрыл кожу — аккуратно, чтобы потом привести в порядок, — и обнаружил в поролоновой прокладке камень величиной сантиметров десять. Как попал камень в обивку, Меир не стал разбираться, никаких идей, по его словам, у него по этому поводу не возникло, он просто выбросил камень в мусорное ведро, заделал отверстие, и с тех пор ничто не мешает ему смотреть телевизор, спина не болит.
— То есть, — разочарованно произнес Беркович, — камня нет, и даже день, когда это произошло…
— Почему же? — голос сержанта наконец достиг той точки удовлетворения, какой Кармон, видимо, и добивался. — Меир привык записывать события в дневник — телефонный справочник-ежедневник, где на каждый день отведены две-три строки, много не напишешь, но главное. Кресло он нашел пятого апреля. В тот день Альтерманы его и выбросили, потому что утром, когда Меир выносил мусор, кресла не было, а в полдень, когда вышел в магазин, кресло уже стояло.
— Пятое апреля, — пробормотал Беркович, вспомнив дату, названную Вайнштоком. — И Меир, — сказал он в микрофон, — конечно, не смог описать форму камня.
— Не смог, — с сожалением констатировал сержант. — Память у него плохая. Но перед тем, как выбросить, он сфотографировал этот предмет. По его словам, он всегда фотографирует что-то необычное с тех пор, как приобрел цифровую мыльницу. Надписи на стенах, птиц…
— То есть фотография камня…
— Я скопировал в свой телефон, чтобы приложить к файлу протокола опроса.
— Ты еще на месте?
— Нет, по дороге в управление. Уже доехали, въезжаем на стоянку.
— Я сейчас буду, через десять минут.
— Через десять минут не успеешь, — сказала из гостиной Наташа. — Выпей хотя бы чаю, ты теперь до утра не вернешься.
— Не думаю, что задержусь до утра. Я быстро. Нужно посмотреть одну фотографию, только и всего.
— А на телефон он не может скинуть? — сердито сказала Наташа.