Искатели клада. Рассказы
Шрифт:
Он ушел из дому почти сейчас же после завтрака, и в эту ночь Петер и Джинджер не видели его до двенадцати часов. Сэм принес с собой бутылку виски и, по-видимому, был так счастлив, что они сейчас же поняли, что случилось.
— Она сказала "да" в два часа дня, — объявил старый Сэм с улыбкой, после того как все выпили по стаканчику. — Я почти высказался в час, но в эту минуту прозвучал дверной колокольчик в лавке, и мне пришлось начинать все сызнова. Но все-таки было неприятно.
— Ты хочешь сказать, что ты просил ее сделаться твоей женой? — произнес
— Да, — сказал Сэм, — но я надеюсь, что у вас нет дурного чувства. Ни один из вас не мог иметь у нее успеха, она мне сказала это.
Джинджер Дик и Петер Руссет переглянулись.
— Она сказала, что все время была влюблена в меня, — продолжал Сэм, наливая их стаканы, чтобы чокнуться с ними. — Мы вышли после чая и купили обручальное кольцо, потом она поручила кому-то лавку, и мы пошли в музыкальную залу "Пагода".
— Я надеюсь, что ты не дорого заплатил за кольцо. — сказал Джинджер, который после двух-трех стаканов виски всегда делался добрее. — Если бы я знал, что ты так поторопишься, я бы сказал тебе раньше.
— Мы должны были сказать ему, — произнес Петер, покачивая головой.
— Сказать мне? — повторил Сэм, глядя на них. — Что сказать мне?
— Почему мы с Петером отстали, — сказал Джинджер. — Но, конечно, может быть, тебе будет все равно.
— Что все равно? — спросил Сэм.
— Удивительно, как она скрывала это, — заметил, Петер.
Старый Сэм опять посмотрел на них и, наконец, попросил высказать на чистом английском языке все, что они знают, и не чернить женщины без объяснений.
— Да это ее не чернит, — сказал Джинджер.
— С настоящей точки зрения это ей даже делает честь, — подтвердил Петер Руссет.
— И Сэм будет иметь удовольствие воспитать их.
— Воспитать их? — повторил Сэм дрожащим голосом и побледнел. — Кого воспитать?
— Да ее детей, — сказал Джинджер. — Разве она не сказала тебе? У нее девять ребят.
Сначала Сэм не поверил им, сказал, что они ревнуют, но на следующий день прокрался в лавку бакалейщика на той же улице, где была лавка миссис Финч и где Джинджер случайно покупал апельсины. Тут Сэм узнал, что все сказанное совершенная правда. Девятеро детей (старший только пятнадцатилетний) жили у различных родственников из-за скарлатины у соседки миссис Финч.
Старый Сэм вернулся домой как во сне, с кульком апельсинов, которые ему не были нужны. Подарив обручальное кольцо Джинджеру (если он его выручит), Сэм сел на первый поезд, шедший в Тильбург, и записался на судно, шедшее в Китай.
Непобедимый боксер
Самый странный кулачный боец, какого мне когда-либо приходилось видеть, был однажды вместе со мной в рейсе на «Кавендиме». Он нанялся к нам обыкновенным простым матросом — чертовски некрасивая эта была штука с его стороны, так как он вовсе не был обыкновенным человеком, и не имел никакого права быть здесь.
У нас в кубрике еще до него уже танцевал на наших головах один невыносимый парень, Билль Бонс, громаднейший мужчина неимоверной силы, походивший скорее на быка, чем на человека по своему сложению. Когда он бывал не в духе, то лучше было не попадаться ему на глаза или забираться на свою койку и лежать там неподвижно и чуть дыша. При малейшем противоречии он делался буквально бешеным, и если говорил, напр., что красная рубаха — синяя, то надо было молчать. Согласиться с ним и сказать, что она синяя, было еще хуже, потому что он тогда называл вас отъявленным лгуном и разбивал вам голову за вранье.
Капитан судна был сравнительно мягким человеком, помощники его нас не притесняли и провизия была хорошая. А потому многие из нас шли на «Кавендиме» уже не в первый раз. Но Билль портил все. Вообще говоря, он сам по себе был не плохой товарищ, но не мог, как я уже сказал, выносить противоречия. Это его сразу сводило с ума и делало настоящим зверем.
В тот рейс, о котором я говорю, а мы ходили из Лондона в Мельбурн, Билль явился на судно приблизительно за час до отхода. Вся остальная палубная команда к тому времени уже была на борту и сидела в кубрике. Одни распаковывали свои вещи, а другие просто занимались болтовней и врали друг другу о том, как провели время на берегу.
Билль, пошатываясь, спустился по трапу в кубрик и Том Бекер услужливо поддержал его, когда Билль, с пьяных глаз, чуть не шлепнулся.
— К-к-какого черта вы меня лапаете? — произнес Билль, дико уставившись на Тома.
— Я только поддержал вас, Билль, — ответил с ласковой улыбкой Том.
— Во-от как! — сказал Билль. Он прислонился спиной к койкам и выпрямился. — Вы меня… п-п-подержали, вот что! А ч-чего ради, если позволите мне ос-сведомиться?
— Мне показалось, что вы поскользнулись, Билль, — ответил еще более мягким голосом Том. — Простите, если я ошибся. Мне очень жаль…
У Билля стали совсем круглые глаза от злости.
— Жаль, что я не поскользнулся? — медленно спросил он.
— Билль, старина, вы же понимаете, что я хочу сказать! — воскликнул Том с принужденной улыбкой.
— Не сметь мне хохотать прямо в лицо! — заревел Билль во весь голос.
— Да я и не смеюсь вовсе, Билль, старый товарищ, — произнес уже дрожащим голосом Том.
— Значит, я лгу? — заорал Билль. — Слышите, он назвал меня лгуном, — прибавил он, обводя нас взглядом. — Чарли, подержите мой бушлат, я этого паренька изотру в порошок.
Чарли взял у него бушлат, как овечка, хотя был лучшим другом Тома, а Том быстро повернулся к трапу, чтобы выскочить наверх, но Билль уже загородил ему дорогу. Тогда Том, он был сообразительный малый, заметил, что у него развязался шнурок на ботинке, и присел, чтобы его завязать. Вот тут-то этот молоденький новый матрос второго класса, его имя было Джо Симмс, поднял голову и, высунувшись с койки, на которой лежал, сказал самым спокойным голосом Тому:
— Надеюсь, что не боитесь его, товарищ?