Искатели прошлого. Книга 2. Хроники бардов
Шрифт:
Когда добрались до места, оказалось, деревня – это хороший небольшой городок, окружённый частоколом, имеющий собственную городскую стражу и даже дворянский квартал, куда путь простым крестьянам был заказан. Быстро разобравшись со стражей, и найдя ближайший, выглядящий получше трактир, остановились.
Когда народа оказалось в трактире слишком много, и комната осталась только одна, решили здесь не ночевать. Дождь был слишком сильным, и все посчитали, что надолго он не затянется.
Народ действительно набился в трактир целой толпой, и она продолжала прибывать, видимо, не только их маленький отряд решил переждать дождь в
– Не люблю бывать рядом с Фитхой, – огляделся Стам.
– Почему? – заинтересовался Эндиус.
– Слишком много иностранных купцов.
– В этом вся Кайга, – фыркнул Рума.
– Да нет, – Стам покачал головой, понизив голос. – Здесь большинство – купцы живым товаром.
– Живым? – маг прищурился. – Рабы?
– Верно. Ты же, кажется, бывал здесь? Не посетил рынок Фитхи?
– Зачем? Я был в Фиксе и Фарге. Фитха – такой же город-рынок, разве нет?
– Не совсем. Рынок действительно один из главных. Но в основном его товар – рабы.
– Разве это не запрещено? – спросил Эндиус.
– И чем ты отца слушал? – Стам возвёл глаза к потолку.
– Я знаю, что в Нагате торговлю людьми запретили около шестисот лет назад.
– Точнее в две тысячи двести тридцать четвёртом году от основания, – лекторским тоном начал Акан, – Как и во многих других странах. Но кое-где рабский рынок всё ещё существует. Например, на Сейдонских островах, в Россе, на севере пустынь, в Кушане и, в частности, Кайге. И покупателей из "свободных стран" там очень не любят.
– "Свободных"? – не понял Рума.
– Почему?
– Так называют страны, где запрещена работорговля. А не любят потому, что купить раба их жители могут, но сделают этих рабов свободными – либо своими крестьянами, либо воинами. Это никому из других стран невыгодно.
– Ясно, – задумчиво протянул Эндиус.
Гомон в трактире постепенно становился глуше. Всё чаще мимо столика мага пробегали служанки, разнося заказы. Через какое-то время и перед ним остановилась миловидная девушка с подносом, выставившая на стол блюда со здешней едой, от которой сразу пахнуло резкими запахами местных острых приправ.
– Вот и купцы, – понизил голос Стам, кивком указывая на дверь.
Там показались несколько человек, первым из которых вошёл дородный почти лысый мужчина и привередливо оглядел зал. Недовольно прорычав что-то вошедшим вместе с ним наёмникам, видимо, охранникам, легко узнаваемым по разномастной одежде и суровым нагловатым лицам, он двинулся по направлению к стойке. Там, остановившись и поговорив с трактирщиком, он направился к общему большому столу, где ещё оставалось немного свободного пространства.
– Почему ты так решил? – Эндиус придирчиво разглядывал толстяка.
– По взгляду, – ответил за Стама Акан. – Всегда глазами шарят, будто ищут, что плохо лежит. А работорговцы первым делом людей оценивают. Здесь, кстати, в одиночку ходить не стоит. И в самой Фитхе тоже. Тех, кто бедно выглядит, могут и схватить.
– Сейчас можно хоть весь трактир хватать, – ухмыльнулся Рума, оглядывая себя и одежду спутников.
За время, пока добрались до города, все успели изрядно намокнуть и испачкать сапоги и штаны в грязи до самых колен. А потому вид и дворян и купцов оставлял желать лучшего, с чем согласились и остальные. Бросив предостерегающий взгляд на мага и оглянувшись на Дюмана, Дарина и Шиммела, Акан продолжил трапезу.
Дождь не задержался надолго, только намочил траву и превратил дорогу в жидкую грязь. Выждав ещё немного на случай, если какая-то из туч замешкалась, снова выехали за ворота города и рысью погнали коней мимо, сворачивая на одну из попутных, но отделённых от главного тракта, дорог.
Но тучи, однажды пролившись дождём, исчезать не желали. Подняв голову, оставалось только дивиться палитре серого цвета, везде, насколько хватало глаз, заполонившей когда-то голубое небо. Тучи были тёмно-серые и жемчужные, синеватые и почти чёрные. Белые проплешины встречались редко и казались чем-то инородным, остатками от прежних чистых облаков, непонятно как оставленными здесь среди серого многоцветья, поглотившего всё остальное.
Быстро стало темнеть, когда солнце, иногда посылавшее в память о себе почти незаметное белёсое сияние, стало клониться за горизонт.
Мимо отряда иногда проплывали отары овец, которых пастухи перегоняли с одного пастбища на другое, группы крестьян, возвращающихся домой с полей, и телеги купцов.
Внимание мага привлекли большие повозки, запряжённые быками, составленные из железных или деревянных жердей и покрытые простой холстиной. Вокруг них всегда находились несколько стражников и раздавались крики. Руме они очень напоминали ту самую телегу смертника, в которой его везли на казнь, только размером она была намного меньше.
Приглядевшись, он заметил внутри одной из них людей, выглядящих измученными и заморенными. Они тесно жались друг к другу, спасаясь от ночного холодного ветра, пришедшего с дождём. Иногда из телег доносились что-то вопящие голоса, но чаще просто нестройный гул, который часто нарушался визгливыми окриками стражи.
– Там везут рабов? – Рума поравнялся со Стамом.
– Да. В Фитху.
– Но ведь они наверняка проходили через Себ. Почему их не остановили?
– Никто не хочет лишних проблем. Да и не все уже считаются невольниками. Кто-то был захвачен в плен в местечковых стычках, кого-то продала родня, а ещё среди них наверняка есть преступники, за которых решили выручить деньги.
– В Нагате пленников отдают на рабский рынок?
– Нет, – вмешался Акан, услышав разговор. – Но, например, в Тейтоше, почему бы и нет?
Рума продолжил наблюдать за повозками. Перед ними ехал купец в отдельной телеге. Его также окружала стража, в основном состоящая из наёмничьих отрядов. Затем двигались повозки с товарами. У одних купцов повозок было немного, всего две или три, но у других их количество измерялось несколькими десятками, гружёнными огромными тюками. Повозки с рабами двигались последними в караване, видимо, чтобы купец не слышал причитающие голоса. А иногда за повозками, прикованные длинными цепями, медленно тащились вереницы людей. Нельзя было сказать, провинились они чем-то или не хватило места в повозке, все выглядели одинаково измождено.