Искатели странного
Шрифт:
— Голубой. — Он не поднял головы от тарелки. Сейчас, когда он не смотрел на Марту и когда она не старалась ничего изобразить, голос у нее был совсем таким, как раньше, давным-давно. Георгу вдруг стало не по себе. Избегая смотреть на Марту, он быстро допил кофе и встал. В дверях его чуть не сбил с ног сын. Ранец он держал в руке. Пока Георг спускался с крыльца, Джорджи уже и след простыл.
С утра он успел обслужить семь вызовов. Обычно этого количества хватало на день, но он спешил, работал как заведенный, да и поломки были пустяковые. Один стеллер он все же сделать не смог и забрал его с собой, оставив взамен новый.
Солнце перевалило за полдень, когда Имманен выбрался за город и погнал флайер низко над землей. Придерживая одной рукой штурвал, другой он снял блок-универсал и включил его.
— Да? — послышался грудной голос Марты, но Имманен ничего не почувствовал.
Стараясь говорить равнодушно, он поинтересовался:
— Ты уже дома?
— Только что вошла. А ты скоро?
— У меня еще два вызова. А потом я к Карцеву заеду.
— Только не задерживайся до ночи. К нам сегодня собирались Таня с Рудольфом зайти.
Он выключил блок-универсал, сунул его в ящичек на приборной панели и увеличил скорость.
Местность изменилась, пошли холмы, овраги — бэдленд. Он летел все так же низко и не снижал скорости, вписываясь во все неровности местности.
На панели мигнула лампочка автомата безопасности, и он сбавил быстроту полета, не дожидаясь, пока автомат вмешается. Впрочем, он был уже почти на месте. Ну да, обогнуть вон тот скалистый холм, и все…
Георг с ходу посадил флайер рядом с серебристым узким орнитоптером, и, спеша до дрожи, но сдерживая себя, выбрался наружу. Откуда-то слева доносился из зарослей шум воды. Георг, волнуясь, пошел на звук. Кусты разбежались, открыв ровную, заросшую травой площадку. Ее обрезал ручей. Противоположный берег его зарос сплошной стеной переплетенных лианами деревьев. Георг знал, что это буйство зелени только снаружи, с опушки — сплошной каскад листьев и цветов. В лесу, под сводами таких привлекательных отсюда деревьев, мрачно, серо и сыро. Колонны стволов, перевитые веревками лиан, сюрреалистические немые руки высохших ветвей, и только где-то далеко-далеко вверху — просвечивающая живая зелень листвы.
Ручей был не широк, но, по-видимому, глубок. Волны шли по нему не мелкой пустой рябью, но сильными сплошными гребнями. Они несли белую грязноватую пену из круглого, как котел, омута. Вода в нем кипела, ходила кругами — широкой и неподвижной стеклянной стеной вливался в омут невысокий, в половину человеческого роста, водопад. За каменным барьером, через который, разглаживаясь, перегибалась вода, низко просматривался зеркальный плес. Было тихо, лишь висели в воздухе гул и запах реки.
Юлия стояла здесь, рядом, стоило только шагнуть вперед. Раскрытый этюдник она повернула так, что холст оставался в тени. Она стояла неподвижно, опустив руки, и Георг не видел, куда она смотрит. Он коротко шагнул, потом еще раз и остановился. Шелест травы под ногами скрадывался непрестанным всхлипывающим бормотанием потока. Юлия не могла слышать его приближения, но стоило ему, затаив дыхание, замереть за ее спиной, как она порывисто обернулась. Настороженность, тревога, облегчение мелькнули в глазах и ушли, оставив радость и неуверенность. Неуверенную радость…
— Юлька… — сказал он, глядя прямо ей в глаза. — Юлька…
Он положил руки на худенькие плечи. Юлия вздрогнула. Георг чуть сжал пальцы, остро и сладко ощущая притягивающую податливость плоти. Повинуясь чуть слышному движению его, Юлия качнулась вперед и неловко, не переступив с ноги на ногу, не сгибаясь, как неживая, ткнулась лицом ему в плечо. Он вдохнул запах ее волос, слегка прижал к себе. От этой почти неприметной ласки словно что-то вдруг сломалось в Юлии, прорвалось крупной нервной дрожью, прерывистым длинным вдохом сквозь зубы. Она судорожно схватилась за его руку, прошептала чуть слышно: «Нет, не-ет…»
Прошла минута. Дольше стоять так было невозможно, положение становилось нелепым. Он легонько отстранил ее. Она попыталась улыбнуться, губы вздрагивали, и улыбка не получилась.
— Пойдем, малыш… — Он бережно обнял ее за плечи и повел к машинам. Он чувствовал, что сейчас нужно посидеть, помолчать, дать ей прийти в себя, и лучше всего укрыться в замкнутом уютном пространстве — как в детстве, когда на ночь перед сном делают себе «домик» из одеяла.
У машин он на секунду замешкался, потом решительно повернул к своему флайеру. Она устроилась в кресле рядом, все так же не глядя на него. Он притемнил колпак, но все равно ощущение незащищенности не проходило. Казалось, что за ними следят откуда-то внимательные недобрые глаза. Не раздумывая, он тронул флайер и, сдав его назад на несколько метров, загнал в разросшиеся вокруг полянки кусты. Теперь только лобовая часть колпака выглядывала из зелени, а все остальное было плотно укрыто сомкнувшимися ветвями.
— Ох как хорошо, — слабо сказала Юлия. — Я бы не догадалась так…
— Не знаю откуда, но у меня все время такое ощущение, что за мной наблюдают…
Юлия быстро глянула на него, но промолчала. По-своему истолковав ее взгляд, Георг пояснил:
— Нет, не за нами с тобой следят. Не наблюдают, а просто ощущение… взгляда в спину, что ли…
— А сейчас еще и чувство вины прибавилось. — Она не спрашивала, а констатировала факт.
В их слабо освещенной зеленоватым отраженным светом пещерке было прохладно. Георг достал термос, налил в пластиковые одноразовые чашечки кофе. Юлия взяла чашку обеими руками, отхлебнула, откинулась в кресле, блаженно жмурясь. Она умела радоваться простым вещам.
— Как покойно… — протянула она полушепотом. — Мне давно не было так хорошо…
— Подожди немного, я сейчас, — пробормотал Георг.
С трудом сдвинув обнявшие флайер ветки, он приоткрыл колпак и вылез. Она не пошевелилась, лишь проводила его взглядом.
Георг прошел к водопаду, собрал немногие ее вещи. Перед этюдником он остановился. Выполненный в обычной ее резкой, решительной манере, крупными чистыми мазками, набросок запечатлел лежащий перед ним идиллический уголок. Уже на расстоянии двух шагов мазки не били в глаза, сливались в единое целое, хотя видны были отлично. «Ведьма, — подумал Георг. — Все-таки она ведьма…» Действительно, Юлия знала какой-то секрет… Нет, не так: владела каким-то секретом, сама, может быть, того и не сознавая. То, что она делала, было похоже на известные загадочные картинки, когда в путанице ветвей, вещей, предметов спрятаны очертания животного или человека. Взгляд терялся в пестроте мазков, потом выхватывал из хаоса знакомую деталь, затем из мешанины цветных пятен, как мозаика, на глазах складывалось изображение. Тут-то и начинались чудеса — оно вдруг теряло свою мозаичность, приобретало четкость и особую прозрачность. Если очень присмотреться к одному какому-то фрагменту, можно было на короткое время удержать в фокусе внимания крупные, чистые, прямо-таки кричащие мазки. Но тут же они снова начинали сливаться, и картина опять воспринималась как единое целое…
Перед тем как закрыть этюдник, Георг еще раз, словно прощаясь, оглядел полянку, водопад, стену зелени на той стороне ручья, затем перевел взгляд на полотно — что-то было здесь не так. Казалось бы, все запечатлено с наивозможнейшим тщанием, но различие чувствовалось, хотя уловить его он пока не мог.
На картине был выписан даже воздух — то, что удается художнику далеко не всегда. Воздух, свет и остановленное движение. Свет… Свет! Все дело в свете — поймав неуловимую игру лучей, тонов и полутонов, Юлия внесла сюда еще и что-то свое. Что это было? Что-то неуловимо тревожное — так, не оборачиваясь, не взглянув на только что ясное небо, чувствуем мы тревогу, исходящую от выползающей из-за горизонта грозовой тучи. Угрозу…
Раз зацепившись за только что возникшее ощущение, Георг стоял перед холстом, чувствуя, как с каждой секундой сгущается, плотнеет чувство приближающейся опасности. Она была здесь, в картине, Георг даже чувствовал где — вот тут, справа, за обрезом холста. Просто чуть-чуть не хватило места, просто чуть-чуть не вошло… Георг настороженно огляделся — пропавшее было ощущение взгляда сзади, сквозь прицел, появилось вновь. Он заспешил. Лихорадочно, превозмогая постоянное желание резко обернуться, застать врасплох того, кто там, сзади, встретиться с ним глазами, он сложил этюдник, сгреб все в охапку и потащил к орнитоптеру. Изо всех сил стараясь делать все размеренно и неторопливо, он сложил вещи в багажник, затем просунулся в кабину, набрал шифр и включил киберпилот. Орнитоптер низко, на пределе слышимости, загудел, приподнялся над травой, затем быстро пошел вперед и вверх и почти сразу исчез из виду за деревьями.