Искатели
Шрифт:
— Винные пальмы! — подсказал из кармана вездесущий компьютер, сразу догадавшийся о чем речь.
Карл почему-то сдвинулся с места. Развернулся, описав на своем велосипеде полукруг по улице.
Платон уловил его взгляд, направленный на остров:
— Нет, там не винная, я ее видел… Так вот, — продолжал Платон. — Когда-то пираты обрубали верхушку у такой пальмы, дробили в ней сердцевину, а потом пенек этот затыкали затычкой. Через несколько недель внутри получалось вино. Грубоватое, может быть, но для пиратов годилось… Так и до зимы здесь можно просидеть, — помолчав, опять заговорил Платон. — Хотя здесь зимы не бывает. Здесь вообще ничего не бывает.
— Да ладно, — заговорил гомункулус. — Молодежь опять что-нибудь придумает, учинит.
— Учинит, в этом сомнений нет. Вижу, что вы передумали тарелку клеить, — горько завершил Платон. — Попадалово с этими марсианскими сокровищами.
"Даже сны о Марсе перестали сниться", — мысленно добавил он.
— …А ром на галеоне был, на "Млечном пути", — говорил Карл. — Только он теперь в море и морской водой слишком сильно разбавлен. Черт меня побери, джентльмены, если это не так. Как сказали бы два этих удода… — Он провел рукой по затылку, будто искал там колпак с бубенчиками. — Да, война на астероиде Зима! Пять выстрелов, я считал, и еще один взмах шпагой — это уже Эпильдифор. Вот уж понюхали пороху. Нанюхались.
В комнате зазвенел звонок местной виртуальной связи. На тротуаре перед домом медленно стал проявляться полупрозрачный призрак.
"Кукулькан", — узнал Платон.
Постепенно стало заметно, что прозрачный индеец выглядит чем-то необычайно довольным, будто непохожим на самого себя.
— Все! Закончился злой рок, — воскликнул он. — Оказалось, и добрый рок тоже бывает. Открытие сделали, радуйтесь, профессор! Открыли не что-нибудь — эффект обратимости времени. Наконец, свершилось!
— Открытия нам по пути уже встречались. Для нас полезнее другое — чтоб здесь "Обсидиановую бабочку" отремонтировали, — с неудовольствием попытался остановить его Платон. — Сегодня целый день об этом говорю.
— Вернули "Обсидиановую бабочку". Прежнюю. Из глубины времени. Новая теперь тарелка, свежепостроенная, как шестьсот лет назад, — радостно сообщил Кукулькан. — Догадались, нашли принцип движения во времени.
— То есть починили, наконец? — не веря себе, спросил Платон.
— И чинить теперь не надо. Зачем новую чинить?.. Говорю же, такой же стала, какой ее мои предки сделали. Хоть сейчас лети.
— Ну, не совсем такая же, — наконец, заговорил, молчавший до этого Карл. — Мы тоже крепко руки приложили. Успели, много своего добавили. Одни интерьеры теперь чего стоят. Новейший дизайнерский стиль, я даже названия его еще не запомнил… — Карл помолчал, глядя вниз, на раздавленные своим велосипедом гнилые яблоки на мостовой. — Да нет. Зря профессор нас все бранит. Все же лучше, чем раньше, стала. Сколько одних технических решений новых внесли. На уровне изобретений. Я вот…
Платон понял, что надо остановить возникающую ненужную ему дискуссию. Эти двое внизу попытались затормозить его нетерпеливый призыв немедленно отправиться к тарелке.
— Может вам, профессор, какой-нибудь транспорт найти, — предложил Кукулькан.
— Изыщем. Теперь уж подождите еще немного, — поддержал его Карл. — Сейчас уже недолго ждать.
— Ничего, пешком дойду, — твердо решил Платон. — Здесь все близко, а значит — быстро.
Над дверью летающей тарелки висел лозунг, транспарант "Ничего невозможного не бывает".
"Восклицательный знак забыли поставить, — подумал Платон. — А лучше — три".
— Когда изучали здесь этот древний двигатель, а он на перемещении во времени работает, и сделали это открытие. — Кукулькан, наклонив свою угольно-черную голову, первым вошел в дверь "Обсидиановой бабочки".
— Какой же области науки посвящена ваша будущая диссертация, профессор Кукулькан? — церемонно спросил Платон. — Упоминаю это звание, немного опережая ход времени.
"Как часто сейчас звучит это слово "время", — подумал он.
Они стояли в шлюзовой камере. Перед ними медленно открывалась еще одна дверь.
— Теперь буду основателем новой науки, — отвечал Кукулькан. — Вы все не поверите, сам себе завидую. Такая вот самозависть. Еще много-много лет будут изучать меня и мою науку. Все думаю, как ее назвать. Лучше всего, конечно, хронологией. Жаль, что такое слово уже существует. Я даже научился фотографии прошлого делать. Сейчас, правда, фотографирую то, что не более десяти секунд назад исчезло. Но ничего — это только начало…
Дверь, наконец, открылась. Заговорившись, Кукулькан преграждал остальным вход внутрь тарелки:
— Феномен кругового движения космических объектов во времени, включая управляемые корабли, с эффектом возвращения объекта в первоначальное состояние. Это теперь будет название моей будущей докторской диссертации. Нобелевской. Название диссертации длинное должно быть и непонятное, иначе никто внимание не обратит. Только сейчас его придумал. Есть теперь эффект возвращения. В общем, совсем свежая "Обсидиановая бабочка" стала.
Корабль изнутри поразил новизной. Он блестел этой первозданной свежестью, будто кто-то с недоступной человеку тщательностью вычистил здесь все. Оттер все каменное, начистил металлическое. Даже запах внутри стал совсем другим.
И пол, по которому двигались сейчас Кукулькан, Платон и Карл, был совсем новеньким, ровным. На нем (только что!) индейцы нанесли насечки сеточкой, чтобы не скользить и не падать. Только теперь было понятно, какой старенькой, ветхой, убогой какой-то была тарелка раньше.
Платон, оказывается, почти не замечал, не обращал внимания на то, что "Обсидиановая бабочка" когда-то была выкрашена изнутри какой-то сухой искрошившейся краской, похожей на охру, в тревожный оранжевый цвет. Охра исчезла. Стены и потолки покрывали обновившиеся, горящие новыми красками фрески, все время находились новые, незнакомые, наверное, раньше осыпавшиеся.
Оказывается, древние индейские исполины любили хрусталь, настоящий, горный. И вообще открылось множество неожиданного, для археологии нового и неизвестного о вещественном мире былых месоиндейцев.