Искажение. Пятая глава (МАКАМ XIV. Существо)
Шрифт:
Поэтому Марси видела его сильным.
И даже трипалы, низшие грешники, захватившие крепость после смерти предыдущего принципала, не смогли унизить город и превратить в грязное место. Трипалы ушли, оставив после себя лишь резкую вонь, брезгливо рассеянную развеселившимся ветром. Трипалы ушли, но демоны, их пославшие, не собирались мириться с поражением, и Марси знала, что они обязательно вернутся.
«И один из них поблизости, – неожиданно подумала девушка, ощутив ауру высшего Первородного. – Где-то совсем рядом…»
Рыжий кот зевнул и повернул толстую башку в сторону Тридцатой батареи.
«Проклятый
Умом Фокалор понимал, что ругается напрасно: Обуза сдержал слово и отдал ему подлинную Тетрадь, но ругаться не прекращал, потому что кого-то нужно было назначить виноватым за неудачу.
За то, что ничего не получалось.
В Севастопольской тетради Кородоб отобразил весь подземный мир старой русской крепости, скрупулёзно указав входы и выходы, основные помещения и даже даты постройки. Некоторые участки открывались легко, попасть в них можно было через поверхность, проходы в другие скрывались в подвалах военных объектов и жилых домов; но та подземная зона, на которую нацелился Фокалор, в которой, он это знал, Древние прятали главную тайну, – оказалась закрыта и запечатана.
Сначала Фокалор собирался проникнуть в неё через Тридцатую батарею, прошёл до самого нижнего уровня, заваленного ещё во время Вторжения, и с тех пор не тронутого, пробил дорогу через твердь, но споткнулся о зачарованный люк, вскрыть который не смог даже с помощью герметических таблиц «Наложение силы» – самого современного сборника грешных заклинаний. Фокалор пытался сокрушить старинный заслон целых шесть часов, но в конце концов сдался, убедившись, что чары Древних ему не по зубам, отправился в Константиновский равелин, промучился два часа, но тоже ничего не добился. Поднялся на поверхность злой как собака, вернулся к машине, возле которой его дожидались взятые для подсобных работ трипалы, и угрюмо оглядел помощников.
Словно выбирая, кого убить.
И удивляясь, как этим низшим удавалось два с лишним десятилетия удерживать власть над городом.
Смерть старого московского принципала заставила оживиться его врагов. Империя зашаталась, на чудесный полуостров предъявили права и азиаты, и европейцы, назревала война, но всех переиграл Молох: предложил Элизабет на время «заморозить» вопрос полуострова, отдав его тем, кто гарантированно не сможет владеть жемчужиной вечно.
Власть перешла к трипалам, над которыми Молох принялся устанавливать власть, однако Фокалор всё равно не смог добраться до подземелий: Шаб прямо запретил копаться в севастопольских секретах, и Элизабет подтвердила распоряжение. И только после смерти Древних Фокалор обрёл возможность заняться городом по-настоящему. К сожалению, к этому времени москвичи выкинули с полуострова низших, слово Молоха потеряло власть, и работать приходилось в партизанских условиях.
Но и отказываться от затеи Фокалор не собирался – он ждал этой возможности двести с лишним лет.
«У меня получится, – сказал себе баал. – Тетрадь у меня. Если не сумею войти через обозначенные ворота – пробьюсь в какой-нибудь тоннель из соседнего подземного хода. Я сумею!»
Но это потом, если не получится пройти через последние ворота.
Фокалор подозвал к себе главаря трипалов – мрачного здоровяка по прозвищу Грiцо, и сообщил:
– Отправляемся на Корабельную сторону.
Если
Старые казармы…
Внутрь зданий девушка не пошла, побродила вокруг, по залитому лунным светом плацу, отошла к ограде, полюбоваться с высоты холма на бухту, как вдруг услышала за спиной ехидный голос:
– Не спится?
Улыбнулась и, не оборачиваясь, ответила:
– Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на сон. Или сериалы. Или глупые споры…
– На что нужно тратить жизнь?
– На эмоции и чувства. На то, что недоступно мёртвым.
Следующий вопрос прошелестел чуточку обиженно:
– Откуда ты знаешь, что я мёртвый?
Похоже, кое-кто хотел устроить ночной гостье сюрприз и теперь расстроился.
– Мы оба знаем, что ты не мёртвый, – усмехнулась девушка. – Мёртвым может быть только тело, а ты – бесплотный. Но тоже бесчувственный.
Он бесшумно возник справа, потому что бесплотный, и представился:
– Жан-Люк.
– Марси.
– Очень приятно, – он церемонно поклонился и поцеловал девушке руку.
Бесплотно и неощутимо. Но элегантно.
В лживом лунном свете призрак казался почти настоящим – чёрные ботинки с белыми гетрами, красные брюки и кепи с вышитым номером полка – 90. Вместо шинели – белая сорочка, видимо, из-за жары. Черноволосый, с лихо подкрученными усиками, не старый, лет сорока на вид… Но безмерная грусть в глазах, грусть, совершенно невозможная для живого, и некоторая прозрачность чётко указывали на то, что рядом с Марси появился призрак.
– Я слышала о вас, Жан-Люк.
– И приехала посмотреть? – в его голосе вновь скользнула обида: туристы частенько забредали в Лазаревские казармы в надежде хоть краешком глаза увидеть знаменитое привидение. Француз, конечно, привык, но ему не нравилось ощущать себя экспонатом.
– Я приехала на смех моря.
– Море радуется тому, что будет.
– А что будет, Жан-Люк? – заинтересовалась девушка. – Ты что-нибудь видишь?
– Нет, – развёл руками призрак. – Никто не знает, что будет. Но море всегда радуется тому, что будет, потому что то, что было, спрятано в его глубинах.
– Море огромно и помнит всё.
– Море помнит каждую секунду мира, – уточнил Француз и с важным видом поднял указательный палец, на мгновение став похожим на школьного учителя.
– Зачем ему такая память?
– Морю интересно… – объяснил Жан-Люк. Покусал ус и спросил: – Ты приехала поглазеть на призрака Лазаревских казарм?
– Я ведь сказала, что нет.
– Тогда зачем?
Он был любопытным. Или просто заскучал в казармах за полторы сотни лет.
– Зачем? – девушка глубоко вздохнула и улыбнулась спящей бухте. – Я приехала в город, где смеётся море. В город, старый и сильный, в крепость, знавшую много грусти, но не ставшую угрюмой. Я приехала в город, где гордость – это принцип.