Искра жизни [перевод Р.Эйвадиса]
Шрифт:
— Нет.
— Держите. — Лебенталь протянул Бергеру и Бухеру по нераспечатанной пачке.
— А что у тебя еще есть? — спросил Бухер.
— Консервы. — Лебенталь посмотрел на часы. — Мне пора…
Он достал из-под своей койки новенький американский плащ и не спеша надел его. Никто уже не спрашивал, откуда у него плащ. Если бы у него вдруг оказался еще и собственный автомобиль, их бы это уже не удивило.
— Не потеряйте адрес, — сказал Лебенталь, обращаясь к Бухеру. — Было бы обидно, если бы мы больше никогда не увиделись.
— Мы не потеряем его.
— Мы
Они стояли перед Бергером.
— Побыли бы еще пару недель, — ответил он. — Вы же совсем слабые.
— Мы хотим уйти отсюда.
— Вы хоть решили, куда?
— Нет.
— Почему же вы хотите уйти?
Агасфер сделал неопределенный жест.
— Мы провели здесь слишком много времени.
На нем была старинная черно-серая крылатка с огромным, по самые локти, как у кучера, воротником. Ее раздобыл для него Лебенталь, который уже приступил к своей коммерческой деятельности. Костюм Карела представлял собой сложную комбинацию разных видов американской военной формы.
— Карелу пора, — сказал Агасфер.
Подошел Бухер. Он с любопытством осмотрел Карела с ног до головы.
— Это еще что за наряд?
— Американцы берут его с собой. Его усыновил тот полк, который первым пробился сюда. Они прислали за ним джип. И меня немного подвезут.
— Тебя они тоже усыновили?
— Нет. Они просто подвезут меня немного.
— А потом?
— Потом? — Агасфер окинул взглядом долину. Плащ его развевался на ветру. — Есть еще так много других лагерей, в которых у меня были знакомые…
«Лебенталь одел его мудро, — думал Бергер, глядя на Агасфера. — Выглядит, как заправский пилигрим. И пойдет он теперь от одного лагеря к другому. От одной могилы к другой. Только могила для заключенного — это слишком большая роскошь. Что же он собирается искать?»
— Знаешь, — пояснил Агасфер, — иногда в дороге неожиданно встречаешь тех, кого и не надеялся встретить.
— Да, старик.
Они долго смотрели им вслед.
— Странно, что мы так просто расходимся в разные стороны, — медленно произнес Бухер.
— Ты тоже скоро уйдешь?
— Да. Мы не должны терять друг друга из вида.
— Должны, — возразил Бергер. — Должны.
— Мы обязательно должны еще когда-нибудь встретиться. После всего этого. Когда-нибудь.
— Нет.
Бухер поднял глаза.
— Нет, — повторил Бергер. — Мы не должны забывать этого. Но мы не должны и превращать это в культ. Иначе так навсегда и останемся в тени этих проклятых вышек.
Малый лагерь опустел. Его тщательно вычистили, а заключенных разместили в бараках рабочего лагеря и в казармах СС. Несмотря на пролитые реки воды, жидкого мыла и дезинфицирующих средств, здесь все еще господствовал запах смерти, грязи и человеческих страданий. Он был неистребим. В заборах из колючей проволоки повсюду были сделаны проходы.
— А ты не устанешь? — спросил Бухер.
— Нет, — ответила Рут.
— Ну тогда идем. Какой сегодня день?
— Четверг.
— Четверг… Хорошо,
Они уже получили в канцелярии свои документы.
— Куда же мы пойдем? — спросила Рут.
— Туда. — Бухер показал рукой в сторону холма, на котором белел маленький домик. — Давай сначала пойдем туда и посмотрим на этот дом. Он принес нам счастье.
— А потом?
— Потом? Потом можно вернуться обратно. Здесь нас кормят…
— Давай не будем возвращаться. Никогда.
Бухер удивленно посмотрел на нее.
— Хорошо. Подожди здесь. Я принесу наши вещи.
Вещей было немного; но они припасли в дорогу хлеба на несколько дней и две банки сгущенного молока.
— Мы правда уйдем? — спросила она.
Он прочел на ее лице напряженное ожидание.
— Да, Рут.
Они попрощались с Бергером и пошли к одному из проходов, врезанных в проволочное ограждение. Они уже не раз уходили за пределы лагеря, хоть и ненадолго, — но каждый раз, оставив позади колючую проволоку, они испытывали то же самое волнение. Им никак было не избавиться от ощущения, будто по проволоке все еще бежит невидимый, смертоносный ток, а на вышках по-прежнему стерегут свои жертвы хорошо пристрелянные к этой дорожке пулеметы. У них и в этот раз на секунду замерла в жилах кровь, когда они переступили границу лагеря. Но в следующее мгновение их уже принял огромный мир, которому не было конца и края.
Они медленно шли рука об руку. Стоял мягкий пасмурный день. Долгие годы им приходилось ползать, красться или бежать наперегонки со смертью. Теперь они шли, ни о чем не заботясь, спокойно, с поднятой головой, — и никакой катастрофы не происходило. Никто не стрелял им вслед. Никто не кричал. Никто не обрушивал на их головы дубинки.
— Это непостижимо, — произнес Бухер. — Уже в который раз, а все никак не привыкнуть.
— Да. Все еще как-то… страшновато.
— Не смотри назад. Ты хочешь оглянуться?
— Да. Шея сама так и поворачивается. Как будто кто-то сидит в голове и разворачивает ее назад.
— Давай попробуем забыть, не думать об этом. Сколько сможем.
— Давай.
Они прошли еще немного, пересекли какую-то дорожку, и перед ними раскинулся зеленый луг, слегка припорошенный желтизной примул. Они часто видели их сверху, из лагеря. Бухер на секунду вспомнил жалкие, полузасохшие примулы Нойбауера, посаженные рядом с 22-м блоком. Он стряхнул с себя это воспоминание.
— Пойдем напрямик, через луг, — сказал он.
— Ты думаешь, можно?..
— Я думаю, нам теперь много чего можно. Тем более что мы ведь решили ничего не бояться.
Под ногами шелестела трава. Они чувствовали ее даже сквозь башмаки. И это ощущение тоже было непривычным. Привычной для их ног была лишь жесткая земля плаца.
— Давай пойдем налево, — предложил Бухер.
Они пошли налево. Проходя мимо куста орешника и почувствовав его прикосновение, они остановились, обошли вокруг него, раздвинули ветви, пощупали его листья и почки. И это тоже казалось им чудом.