Искры
Шрифт:
Собеседники приняли мои слова всерьез.
— Ну, конечно, правильный, — ответили они, — виданное ли дело, чтоб жена осмелилась перечить мужу и убежать из дому. Если у тебя сбежит осел, как ты поступишь с ним? Ясно, отколотишь и вернешь обратно в хлев. Хвала нашему епископу — правильно рассудил бесстыдников.
— Стало быть вы довольны епархиальным начальником?
Ктитор, толстопузый и толстоголовый мужчина, ответил, сощурив по обыкновению правый глаз.
— В нашей стране не бывало еще такого епархиального начальника; с пашой он — паша, с ханом — хан, с беком — бек. Когда он едет к паше — словно сардар [89] : спереди — верховые, позади — верховые, столько свиты, что по улице пройти нельзя. Турки удивленно переглядываются: «Ну и свита у этого армянского халифа!» Подъезжает к дому паши. Навстречу — толпа слуг: один берет коня за узду, другой поддерживает стремя и на руках ссаживает с лошади. И вот с большими почестями ведут его к паше. Паша встает, подает руку, усаживает повыше себя. Кто пользовался таким почетом и славой?
89
Сардар — в Османской империи титул командующего полевой армией. — прим. Гриня
— Было б хорошо, — заметил я, — если б его преосвященство мог использовать свое влияние для блага народа. Но про него говорят…
— Что говорят? — громко спросил ктитор.
Я промолчал. Член квартального совета вмешался в разговор.
— С нас довольно, милостивый государь, и того, что он пользуется почетом. Чрез него и нам почет. Пусть он и не делает ничего для народа, мы все же гордимся им пред турками.
— Говорят, что он больше любит турок, чем армян.
— Так и должно быть, — вмешался ктитор, — необходимо их задабривать.
— Скажите, а что за человек Айрик?
— Айрик? Дервиш [90] ! — ответил юноша, — никто не боится его.
— А епархиального начальника боятся?
— Ну, конечно!
Ктитор часто употреблял слово «конечно» и всегда при этом таинственно прищуривал правый глаз.
— Но зато Айрика любят, — сказал я.
— Кто его любит? — заволновался ктитор, — назовите мне хоть одного армянина-эфенди или армянина-бека, ну хотя б одного более или менее влиятельного человека, который любил бы его. А ведь они-то и главенствуют среди народа! Любят его только крестьяне и городская голытьба-ремесленники, у кого он бывает на дому. Ну, скажите, разве подобает ему знаться с такими людьми. Он ведь настоятель знаменитого монастыря. Ему следует вести знакомство с людьми, равными себе.
90
Дервиш — (перс. бедняк, нищий) мусульманский нищенствующий проповедник-аскет. — прим. Гриня
— А ведь сам Иисус Христос знался с бедным, как мы, ремесленным людом и всегда сторонился беков и эфенди, — заметил сидевший рядом ремесленник. Его, видно, привели в негодование последние слова ктитора.
— Ну, скажите, кто боится его? — спросил рассерженный ктитор и на этот раз по ошибке прищурил левый глаз. — Если б он водился с большими людьми, тогда б боялись его.
Я не вытерпел.
— Да зачем же бояться, какая в том необходимость? Ведь Айрик духовный отец. Разве дети должны бояться отца?
— Конечно, должны бояться. Коли дети не станут тебя бояться, сможешь ли удержать их в повиновении?
В общественной жизни они требовали такой же формы правления, как в семье, где самовластно царила железная палка деспота-отца. Считая вполне удачным приведенный им пример об отношениях между отцом и детьми, ктитор обратился ко мне со словами:
— Вы не знаете Айрика… Ведь его не боятся и ни во что не ставят. Если случается бывать ему у паши, он отправляется один, пешком и без слуг. На улице никто не узнает его и не уступает дороги. Слуги паши, когда он приходит, не встают с мест, да и сам паша оказывает ему холодный прием.
— И понятно почему, — возразил ремесленник, — ведь Айрик действует всегда наперекор паше.
Неоднократно слыша имя паши, я спросил:
— А что за человек паша?
— Дай бог ему долгой жизни, — ответил член квартального совета, — такого хорошего паши еще не бывало на свете. Сколько народу он перевешал, сколько ушей, рук, носов поотрубал, сколько домов сжег, сколько семейств погубил и овладел их имуществом! Его сабля сочится кровью! Все боятся его, как огня, всех он держит в страхе!
Страх, страх и страх! Странные создания люди: они любят силу, даже грубую, безжалостную, варварскую, чтоб преклоняться перед нею, боготворить ее! Я был уверен, что мнения как члена квартального совета, так и церковного ктитора были вполне искренние. Они были убеждены, что иначе и быть не могло, что необходимо постоянно чувствовать страх перед начальством, повиноваться ему, — будь то епархиальный начальник или правитель страны. Даже ремесленник, показавшийся мне человеком симпатичным, смолчал и ни слова не возразил, члену квартального совета. Быть может, он остерегался высказывать неблагоприятное для паши мнение!
— Выходит, ваш паша хорош лишь потому, что душит людей, грабит и сжигает дома? — задал я вопрос ктитору.
— Ну, конечно. Если он не будет действовать так, кто же будет бояться его? Все превратятся в зверей и перегрызут друг друга.
— Это равносильно тому, — возразил я ктитору, — что он сокращает число других зверей, чтобы самому пользоваться их добычею.
Он ответил мне:
— Лучше довольствовать одного крупного зверя, чем сотню мелких.
— И наедаться крохами с его стола…
Ктитор посмотрел на меня в упор. Не знаю, удивляли его или сердили мои слова. Я понял, что имею дело с людьми, преклоняющимися перед силой, и потому решил показать себя.
— Сегодня вечером я встречусь как с вашим пашой, так и с епархиальным начальником.
Ктитор был ошеломлен.
— А вы кто будете, позвольте узнать? — спросил член квартального совета.
— Я переводчик доктора-европейца, приехавшего в ваш город. Мы приглашены сегодня на ужин к архиерею. Там будет и паша.
Они стали относиться ко мне с особенной почтительностью.
Появление достопочтенного Симона с группой певчих прекратило наш спор.
Достопочтенный взял с собой только певчих, а остальных учеников распустил. Сегодня он приглашен к архиерею, так весь город должен знать об этом, а здесь собралось довольно много народу. Проходя мимо нас, учитель многозначительно кивнул головой ктитору и сказал:
— Сегодня будем петь «там»…
— Хвала тебе, почтенный Симон. Да не иссякнет голос твой, — ответил ктитор.