Искры
Шрифт:
Следует отметить, что идея самозащиты является ведущим мотивом творчества Раффи. Он решительно выступает против евангельской заповеди «не противляйся злу насилием», а наоборот — «око за око, зуб за зуб». Умудренный опытом, всем ходом многовековой истории армянского народа, как и его непосредственный предшественник Хачатур Абовян, в лице русских, а не европейских держав, видит он ту силу, которая может разгромить многоголового дракона — восточных завоевателей. Армянский народ, оказавшийся волею судьбы на узловой дороге, в окружении захватнических держав, веками вел упорную неравную борьбу за свою Родину, за свое существование, на своих исконных заветных землях. В результате постоянных набегов не раз опустошалась семикратно израненная страна Наири. «На горестную судьбу западных армян, — писал Раффи, — обращали внимание русские. Кровью русских воинов вписался 16-й пункт Сан-Стефанского договора и 61-й пункт Берлинского договора, обещавшего реформами облегчить положение турецких армян». Европейские державы на деле обманывали армян. Раффи, как и многие армяне, возлагал надежду на победоносное русское оружие. Он стал выразителем чаяний родного народа и в дни русско-турецкой войны 1876–1877 гг. В его творчестве нашли отражение эти события. Герой романа «Хент» Вардан, как некогда Агаси в романе «Раны Армении», отдал на служение русской армии свою могучую десницу, разящий меч и представился генералу Тер-Гукасову, командующему русской армией. Раффи призывал армянских храбрецов стать на священную войну вместе с сыновьями гордых славян. Одновременно Раффи яростно обрушивался на церковных служителей, уповавших на господа бога. Устами одного героя «Джалаледдина» он говорит: «О, отцы наши и предки, кубок этот я осушаю не в вашу память. Если бы вместо монастырей, которые вы воздвигали так усердно на вашей родине, вы строили крепости, вместо церковной утвари готовили бы оружие, наша страна не была бы так несчастна. Курды не могли бы опустошать ее, как теперь, не резали бы наших детей, не уводили бы наших жен и дочерей. От этих монастырей пошла гибель нашей страны, они убили нашу храбрость. Через них мы впали в рабство».
Не страшась мракобесов и их приверженцев — горе-критиков, Раффи отваживается делать обобщение, беспощадно срывая маски с духовенства, к какой бы нации оно не принадлежало, наряду с ними не щадя и наших купцов: «Вы знаете, что за чудовища наши купцы или, другими словами, капиталисты. Остаются духовные лица, в руках которых образование народа, его нравственное и умственное воспитание. Представитель церкви, к какой бы нации он не принадлежал, всегда является противником личной свободы, также как и идеи национальности. Он смотрит на народ исключительно с точки зрения религии. В своей пастве он не отличает варвара, скифа и грека. Представитель церкви — противник земного благополучия людей. Он не может вынести, что человек признает известную страну своей родиной и связывает с ней свою жизнь, свое существование. Служитель церкви отрицает этот мир. Его родина — небо. И может ли народ, воспитываемый духовенством, думать, что он дитя известной нации, имеет свои особенности, свою историю и свои предания, которые столь же священны для него, как и национальная независимость, может ли он думать, что предки оставили ему клочок земли, являющийся заветным наследством, что он должен возделывать эту землю и жить на ней мирно и счастливо?».
Как в других своих творениях, так и, в особенности, в романе «Искры» многие страницы, даже отдельные главы Раффи посвятил представителям духовенства — «этим злобным преступным служителям церкви». В образе епархиального предводителя Раффи представляет исполнителя воли губернатора — паши Ванского уезда. Будучи хорошо осведомленным о жизни высшей знати восточных деспотов, романист со всеми подробностями описывает роскошь дворца паши, жившего в своей резиденции в Ванской крепости. На такой же лад устроил свою резиденцию и тщеславный епархиальный предводитель. Раффи с негодованием знакомит читателя со всеми аморальными поступками и враждебными народу действиями паши и епархиального предводителя, под властью которых стонали армяне, проживавшие в Ванском уезде, да и не только Ванском. Вводя своего героя Аслана в монастырь пустыни Ктуц, Раффи знакомит читателя с той жалкой жизнью, какую влачат монахи этого монастыря. Устами Аслана он выносит приговор монахам, безжалостно уничтожающим ненужные, на их взгляд, книги таких летописцев, как Хоренаци, Парбеци, щадя лишь молитвенники. Подобных монахов беспощадно высмеивал и Мурацан в своем романе «Апостол» при описании Севанского монастыря. Из этого темного царства Раффи переносит своего героя Аслана в соседний монастырь, расположенный недалеко от Ванского озера и именуемый Варагским монастырем, где правит делами игумен Хримян-Айрик (Айрик — означает отец). Это прозвище он заслужил от народа. К тому же соотечественники его называли и орлом Васпуракана, так как внешне он выглядел внушительно, осанисто, с орлиным носом и пристальным взглядом. Здесь, в монастыре, благодаря инициативе Хримяна-Айрика, действуют как общеобразовательная, так и сельскохозяйственная школы. Игумен лично обучает крестьян обрабатывать землю новыми сельскохозяйственными орудиями. Здесь существует и музей флоры и фауны Ванского уезда. В Варагском монастыре бережно хранятся и труды армянских летописцев, собранные и спасенные от рук невежественных монахов. Этой патриотической деятельностью Хримяна-Айрика был страшно недоволен паша, а потому, как повествует Раффи, с помощью своего сподручного, епархиального предводителя, он организует заговор с целью убийства Айрика. Однажды, встретившись с Айриком один на один, убийца-курд остолбенел перед орлиным взором Айрика, просил свой меч и, опустившись на колени, сказал: «Айрик, не смог поднять меч, рука дрогнула». Хримян-Айрик в противовес епархиальному предводителю при встрече с пашой ведет себя с достоинством, не прислуживая перед ним, говорит резко, защищает интересы народа, тем самым вызывая ненависть паши. Таким смелым и правдивым оставался Айрик и будучи католикосом всех армян. Однажды в своей Эчмиадзинской резиденции, получив приказ царя сократить якобы долго длящуюся армянскую церковную службу, Айрик в своем ответном послании писал: «Мы сокращаем лишь начало службы — она действительно лишняя». А начиналась церковная служба, как известно, с благословления царя. Не раз устами Хримяна-Айрика Раффи гневно клеймил духовенство. Все симпатии Раффи на стороне Айрика. Таким он представлен и многими армянскими писателями, знавшими Айрика лично.
Раффи не смущала риза Хримяна-Айрика, как некогда не смущала революционного демократа Микаэла Налбандяна риза монаха Гевонда Алишана, чтобы писать о нем с похвалой, как о большом ученом и поэте. Вслед за Раффи высоко оценили деятельность Айрика и Петрос Дурян, Ованес Туманян и Аветик Исаакян. Айрик получил признание и как писатель, чье творчество тесно связано с истоками армянского фольклора. «Во время моих посещений католикоса Хримяна-Айрика в Эчмиадзинской резиденции, — вспоминал Аветик Исаакян, — он дарил мне свои сочинения, в них был весь Айрик с его демократической сущностью. Он каждый раз наставлял: „Изучай народ, иди в самую его гущу. Все сущее от народа, он велик, у него большое сердце, будь с ним всегда, и ты станешь великим сердцем“». Свои воспоминания об Айрике Исаакян завершает так: «Не забудет его народ, ибо вышел он из сердца народного и шел к его сердцу». Так думал об Айрике и Раффи, посвятив ему и его деяниям целую главу в романе «Искры», считая его «лучом света в темном царстве» духовенства.
По глубокому убеждению Раффи, «без женщины нет романа; женщина — его душа, его жизнь». И действительно, во всех романах Раффи — будь это исторический, либо взятый из современной жизни роман, как, например, «Хент», «Джалаледдин», выступают и женские персонажи. В романе «Искры» наиболее удачный и реалистический женский образ — Маро, возлюбленной Фархата, со всеми ее проявлениями любви и ревности. Она типичная простая армянская девушка, порождение своего времени: любит чистой и преданной любовью. Скрыто она выражает чувства ревности к отношениям Фархата и Сони. Страницы, описывающие историю любви, согревают роман.
Раффи неспроста назвал «Искры» современным романом. В нем правдиво отображены быт, нравы, взаимоотношения людей своего времени. Читая этот роман, охватывающий период 40–60–70-х годов прошлого века, можно получить представление и о нравах, быте курдов, персов и других народов.
Все это создает необходимый колорит, делает роман более живым, придает ему немалое познавательное значение.
Будучи большим писателем-новатором, Раффи, в отличие от Перча Прошяна и Газароса Агаяна, не сужает себя в рамках деревенской жизни, особенно как Прошян, а широко охватывает все сферы жизни родного народа, тем самым он выводит армянскую романистику на широкую дорогу, подняв ее на новую ступень. Раффи избежал и свойственных романам Прошяна этнографических зарисовок. Заслуги Раффи-новатора велики и в деле развития армянской романистики, и в том, что под его пером армянский язык стал более гибким орудием, с помощью которого можно было сполна выражать думы и чаяния. Он также умело пользуется выразительными средствами из арсенала народного творчества, тем самым делая более живыми и меткими свои творения.
Будучи писателем с ярким, богатым воображением, Раффи одновременно был и большим художником. Природа Армении одухотворена и персонифицирована в его творениях. Описание родной природы в произведениях Раффи не является самоцелью, оно выполняет важную роль. Своими глубокими ущельями и недоступными горами природа способствует защите от врага. Мастерски пользуясь разными литературными средствами и приемами, Раффи не сразу оповещает об участи героев, попавших в беду, тем самым держит читателя в неослабевающем напряжении.
В «Искрах», в этом программном романе, есть и публицистическое начало, однако автор согревает его своим патриотическим дыханием. С точки зрения литературного направления в «Искрах» и в других программных романах — «Хенте», «Джалаледдине» — реализм сливается с романтизмом, На страницах романа, где автор срывает маски с иноземных и собственных эксплуататоров, а также на страницах, воспроизводящих быт и нравы народа, преобладает критический реализм. А страницы романа, повествующие о действиях идейных героев, дышат романтизмом. Благодаря могучему и большому дару повествователя, а также пламенному патриотизму, Раффи стал любимым писателем.
Когда Максим Горький намечал в 1915 году издание «Всемирной литературы», Ваан Терян для него перевел первый том романа Раффи «Искры». Почему он предпочел перевести именно «Искры», а не произведение какого-либо другого автора, скажем, Ширванзаде, Нар-Доса, или же «Самвел» того же Раффи, которое более сильно в художественном отношении? Дело в том, что Терян, кроме литературных соображений, руководствовался и политическими целями. Он предпринял перевод этого творения Раффи в том же 1915 году, в канун и в дни геноцида армян. Тем самым Терян ставил целью ознакомить широкий круг русской общественности с теми ужасами, которым подвергался наш народ в Западной Армении под игом Турции, Когда там свирепствовала кровавая жатва, ни одно другое произведение не повествовало столь ярко, не отражало бесчинства турок-османцев так, как роман «Искры». В нем Раффи пламенным языком поведал о тяжкой доле армянского трудового народа и живших с ним бок о бок ассирийцев, евреев и езидов. Сам Раффи справедливо писал об этом: «До нас ни один романист не обратил внимания на жизнь турецких армян. Мы показали их несчастное положение, мы выявили самые печальные стороны их жизни, написав „Искры“, „Хент“, „Джалаледдин“».
В. Терян высоко ценил и любил Раффи, этого писателя — пламенного патриота своей обездоленной родины. Если бы не было этой любви и признательности его к творениям Раффи, он не выступил бы как переводчик романа «Искры», тем более, в такое время, когда обучался в Петербургском университете у академика Николая Марра и был крайне перегружен изучением иностранных языков и одновременно, по поручению Горького, работал до жаркого пота и над изданием «Сборника армянской литературы». Известно, что Терян никогда не переводил, исходя из материальных соображений. Он переводил только тех авторов, которые интересовали его. «И вы неправы, если думаете, что поэты — это машины-переводчики, которые переведут все, что дадите вы», — писал Терян как-то по этому поводу. Эти слова полностью относятся и к самому Теряну. Он с усердием взялся за дело, отлично зная, что «верность подлиннику — честь переводчика». Оставаясь верным подлиннику, он дал нам превосходный перевод «Искры».