Искупление
Шрифт:
– Я готов ответить, младший генерал. Только вот обижать местных не надо.
– О, как же заразительна свифская самоотверженность и чрезмерная учтивость к чужой жизни. Хочется вытошнить в лицо самого Орато.… Что касается тебя, то ты обязательно ответишь за измену, сучий выродок. Казнь твоего дядюшки-предателя была оправданной. Ты станешь первой жертвой всенародной казни на выжженной земле Миццу, не сомневайся.
Коо, улыбнувшись, хмыкнул и стер испарину со лба, что выступил от невыносимой жары. На угрозу отвечать не стал. В конце концов,
– У тебя есть шанс умереть не мучительной и быстрой смертью. Даю слово воина. Выкладывай все, что знаешь об изготовительном полигоне свифов. Мы обладаем точными данными: полигон в Миццу. Штаб командования проявил милосердие и не взял штурмом провинцию. Тогда не пришлось бы тратить время на разговоры с собаками вроде тебя. Но судьба решила одарить тебя особой возможностью очистить совесть.
– Я ничего не знаю ни о каком полигоне, младший генерал. Готов поклясться…
– Отец! – неожиданно со стороны каменной постройки, наполняя звонким смехом это место, выбежала маленькая девочка лет четырех и подбежала к Коо. Ловко запрыгнула на его руки и восхищенно заявила:
– Наша Хорана родила троих котят! Я буду сама за ними смотреть! Честно-честно, отец! Позволь взять их в дом! Пожалуйста! Во дворе их будут обижать! А дома я их защищу!
Коо растерялся и уставился на Амгула, который самодовольно улыбался, глядя на них со стороны.
– Надо же, Коо… Свифская алида родила от тебя будущую алиду для гунънов?
– Папочка, а кто такой Коо? – поинтересовалась наивно девочка.
– Никто, милая. Вернись в дом и присмотри за котятами. Им сейчас необходимы забота и внимание. Я скоро вернусь. Хорошо? – спокойным тоном уговорил Коо дочь, и та благополучно убежала.
– Секретность и маскировка…, – понял Амгул, что свифы дали перебежчику другое имя вместе с другой жизнью. – Мне нужен полный и подробный свод с описанием создания оружия свифов. Сам полигон и место хранения ядер. Срок – до заката. Найдешь меня сам у водоема за айвовым садом. Приведи дочь для отвода глаз. Ты меня понял? – Амгул сверлил Коо дерзким прищуром, поддавшись вперед.
– Но как я могу все это узнать? Тем более до заката? – мужчина удрученно думал.
– Если дорожишь жизнью семьи, продажная сволочь, найдешь решение.
Амгул встал, проходя мимо Коо, нарочно оттолкнул его в плечо, и добавил:
– Только без глупостей… Я под надежной защитой, уж будь уверен…, – сказал и исчез за небольшими воротами. Коо же обреченно опустил голову и прикрыл глаза, приступая усердно искать это решение.
***
Закатное небо медленно перекрашивалось в алый, с яркими рыжими прослойками на горизонте. Именно в это время дня год назад Амгул и предал огню тела своих родителей, а потом закопал их прах.
Этот жесткий и далеко немилосердный воин был когда-то гордостью своих родителей, которых он почитал. Отличался благонравием и справедливостью принципов.
По правде говоря, не раз задумывался о том, до чего дошла жизнь в этой войне. Но быстро развевал ненужные мысли, что ослабляли наставления и пропаганду военного штаба.
Амгул смотрел на горизонт, а в ушах звенел смех дочери Коо. Он не понимал, что его раздражало больше: что Коо безнаказанно выстраивает жизнь во вражеском клане и довольно благополучно, или появление в груди острого укола в районе сердца по необъяснимой для него причине с тех пор, как он вернулся в дом Фаццо после разговора со своеземцем.
Всю эту обстановку в Миццу никак нельзя было прировнять к жизни, что была у гунънов. Гунъны все же были несчастными. А здесь, вопреки тяготам войны, жители стремились к миру, к прекрасному.
Раздумывая обо всем этом, воин гневно отхаркнул под ноги и тут же услышал тот самый смех девочки из двора прядильной. Коо привел вместе с дочерью и жену, оставил их на окраине сада и к водоему пошел один…
– Ну что? – так и продолжая глядеть перед собой, поинтересовался младший генерал.
– Я не принес ничего из того, что Вы приказали, младший генерал. Но мне удалось узнать кое-что важное.
– Я внимательно тебя слушаю, – повернулся он к мужчине.
– Обувщик, что работает в переулке за торговой площадью, видел, как пару дней назад музыканты и танцоры выносили из Дома искусства огромные сундуки со всякой утварью и тряпками. Только у одних сундук-то сорвался. Замок раскрылся, и покатились по земле небольшие ядра. Музыканты засуетились, но все быстро исправили и удалились. Обувщик невзначай отметил, что ядра были тяжелые.
– Куда их повезли?
– Говорят, в Ти ожидается съезд важных личностей. На закрытом торжестве будет сам Орато. Туда должны были доставить декорации из Миццу. Наш цех работал день и ночь в течение месяца, готовя сукна как раз для того самого Дома искусства.
– Дом искусства…, – хмыкнул Амгул. – Кто там главный в этом Доме искусства? Ты ведь знаешь, как можно в него незаметно пробраться?
– Управляющим считается Муцухото, но из-за жары и слабого сердца, он там почти не появляется. И делами заправляет его младший брат – Мацухото. В прошлом году Мацухото нанял несколько крепких мужчин, чтобы засыпать вход в подвал, но с отдельными людьми, что выступали в Доме – музыкантами и танцорами – вырыл новый вход. Я попробую завтра выяснить, где именно.
В это время у жены с дочерью Коо нарисовалась еще и фигура Хатисай. Амгул увидел, как та с ними поздоровалась и тут же подняла на руки девочку, которая нисколько этого не смутилась, будто хорошо ее знала.
Амгул смотрел на Хату, а сам продолжал говорить:
– Сегодня. Ты выяснишь это сегодня. А через час после полуночи будешь ждать меня и поможешь проникнуть внутрь.
– Но…, – хотел возразить Коо, как Амгул, оторвав взгляд от Хатисай и девочки, резко посмотрел холодными серыми глазами на изменника и прошипел: