Искупление
Шрифт:
Его тело все еще изменялось, становясь больше и больше. Грозный Волк поднес руку к лицу, но не увидел ничего, кроме темноты. Он слышал треск и чувствовал, как грудь его расширяется и вздувается, но боли не было.
«Куда подевались боль и жар?» – удивленно подумал Дамон и понял, что не испытывает вообще ничего. Затем, будучи невольным участником странного действа, он ощутил, как тело его увеличивается в размерах вдвое, затем еще вдвое.
– Фиона! – крикнул где-то в темноте маг.
«Так Мэлдред все еще здесь. Почему он зовет Фиону? Она тоже здесь была? – роились в мозгу
Темнота наконец отступила, возникли очертания каменного логова, и Дамон увидел себя.
«Мои глаза, – услышал он голос, звучавший в его мозгу. – Сейчас ты смотришь моими глазами, Дамон Грозный Волк, но скоро уже навсегда перестанешь и видеть, и чувствовать что-либо».
Сознание мглистого дракона и разум бывшего рыцаря теперь делили одно тело.
«Что же это за отвратительная магия, способная убить чужую душу?» – подумал Дамон.
– Рагх! Фиона! Поспешите! – вновь услышал он голос Мэлдреда.
«Значит, драконид и Фиона все-таки здесь, сумели каким-то образом найти нас. Спасли ли они Рики и ребенка от хобгоблинов? В безопасности ли мой малыш?» – Грозный Волк пытался позвать их, но голос не повиновался ему. Он даже не смог открыть рта.
– Фиона! – Оклики людоеда не прекращались, отзываясь эхом под сводами.
«Какая разница, здесь они или нет, – думал бывший рыцарь. – Они должны уйти. Мэлдред должен сказать им, что надо бежать, пока еще есть возможность спастись». Он снова попробовал крикнуть, предупредить, затем сосредоточил все силы на том, чтобы разинуть огромную пасть.
«А как же ужас, наводимый драконами? – спросил себя Дамон. – Они обязаны бежать. Страх, который источает мглистый, должен их отталкивать».
И тут Грозный Волк вспомнил, что не почувствовал драконьего ужаса, когда попал в логово. Вспомнил, что не ощутил даже легкого испуга. «Неужели дракон настолько ослабел, что лишился этого свойства? Неужели заклинание, брошенное в меня, отняло у него все силы?»
– Это Дамон? Это действительно Дамон? – раздался знакомый хриплый шепот драконида. – Во имя Первых! Он превратился не в потомка, а в дракона!
Внезапно бывший рыцарь понял, что сивак прав. Он осознал, что опирается на лапы – толстые, как стволы столетних дубов, оканчивающиеся длинными смертоносными когтями. Лопатки сменились крыльями, которые Дамон вынужден был сложить – распахнуть их мешал невидимый барьер, который Нура еще не убрала. Шея вытянулась и стала очень гибкой, голова – огромной, глаза – большими настолько, что каждый предмет вокруг был виден с невероятной ясностью.
Мглистый дракон повернул голову, и Грозный Волк заметил Мэлдреда, который все еще молотил кулаками в невидимую стену. Фиона рубила ее зачарованным мечом, что-то выкрикивая… об обмане? В ярости девушка повысила голос, и Дамон отчетливо услышал ее слова, прорвавшиеся сквозь шум в пещере и оглушительный стук его сердца.
– Будь ты проклят, дракон! – пронзительно кричала соламнийка. – Это я должна убить Дамона Грозного Волка! Он – мой! Он должен заплатить мне за Рига! Заплатить за всех!
– Рагх! Помоги мне с барьером! – позвал Мэлдред.
Странно, но сивак ничего не сделал. Вместо этого он что-то сказал людоеду, так тихо, что даже Дамон, несмотря на чуткий драконий слух, ничего не смог разобрать: пол пещеры с грохотом содрогался, Фиона дико визжала, Нура Змеедева тоже что-то говорила, очевидно, произносила очередное таинственное заклинание.
Опять заклинание!
«Ей приходится поддерживать невидимый барьер, – подумал Дамон, – чтобы мои спутники не прорвались и не выручили меня, победив мглистого».
Судя по тому, как поглотило нагу сплетение заклинания, дракон еще не закончил своего превращения и не мог полностью контролировать жуткое тело Грозного Волка.
«А раз ты до конца не завладел моим телом, я еще могу остановить тебя, – мысленно сказал он. – Я остановлю тебя вместе с моими друзьями».
«Слишком поздно, Дамон Грозный Волк, – мысленно насмехался над ним мглистый. – Метаморфоза завершена. Теперь я владею твоим телом. Я с самого начала должен был не посылать тебя к Сабл, а держать возле себя. В конце концов, мне не так уж и нужна была жизненная энергия черной – высвобожденной магии драгоценных артефактов вполне хватило. Да еще помогла твоя внутренняя магия. Ты был нужен мне. Нура с самого начала была права, и Мэлдред тоже. Ты – единственный, в чьем теле я могу продолжить существование».
«Ты лжешь, дракон. Ничего не завершилось. Твоя марионетка Нура еще старается выиграть для тебя немного времени, чтобы ты закончил», – бушевал Дамон.
Все эти недели он думал, что мглистый превращает его в обыкновенного потомка или отвратительное чудовище только ради убийства Сабл. Ведь дракон угрожал окончательной метаморфозой, если Грозный Волк не сделает этого, и, наоборот, за честно выполненную задачу обещал избавить его от чешуи, а заодно перестать преследовать Вейрека, Рикали и ее ребенка. А на самом деле Дамон все это время медленно превращался в сосуд для души дракона, созданного Хаосом, Отцом Всего и Ничего.
– Нет! – закричал он, и из драконьей пасти вырвался могучий рев, заставивший вздрогнуть каждого из находящихся в пещере. – Тебе не победить меня!
Грозный Волк пытался сказать что-то еще, но мглистый дракон, как буря, ворвался в его сознание, на время заставив замолчать. Внутренним зрением Дамон увидел Хаоса, который поднял свою божественную, клубящуюся мглой тень с пола пещеры в Бездне, придал ей форму дракона и вдохнул в нее жизнь. Бывший рыцарь наблюдал, как только что созданный мглистый убивает Рыцарей Такхизис и Соламнийских Рыцарей, как он уничтожает синих драконов и пьет их жизненную энергию.
«Как я убил их всех, так убью и твой дух. Я буду летать снова – в моей новой совершенной форме, – прошипел дракон. – Я уничтожу твою душу».
Грозный Волк чувствовал, как его сознание покидает его, как иссякают жизненные силы. Дракон побеждал. Все вокруг стихли – и Нура со своими заклинаниями, и Фиона. Дамон почувствовал удары огромной силы, возможно, биение огромного драконьего сердца, а затем перестал что-либо слышать. Его окутала чернота – притягательная и пугающая. Это была смерть, и бывший рыцарь понял, что сам тянется к ней.