Искупленный
Шрифт:
Я роняю ручку, и она скатывается в середину блокнота.
Хлоя смотрит вниз на страницу, сохраняя молчание.
— Твое молчание никогда не приводит ни к чему хорошему, — я подталкиваю ее в плечо.
— Это твое желание?
— Я написал его, не так ли?
Она щиплет меня за бок, прямо в том месте, которое заставляет меня вздрогнуть.
— Придурок.
— О, от тебя я приму это как заигрывание.
Она качает головой.
— Ты совершил ошибку.
— Что ты имеешь в виду
Ее глаза скользят от
Мое сердце колотится в груди, пока я жду ее ответа.
— Ты не можешь желать того, что у меня уже есть.
Я никогда не думал, что одно предложение может нести в себе столько смысла. Хлоя словно запустила серотониновую бомбу в моем мозгу.
Она улыбается шире, глядя на мое лицо.
— Я люблю тебя. Я влюблена в тебя. Такой любовью, которая приводит меня в отчаяние, заставляя думать, что я схожу с ума.
Я встаю и притягиваю ее к себе, приникая мягким поцелуем к ее губам.
— Скажи это еще раз.
— Я люблю тебя, Сантьяго Алаторре.
— Я никогда не устану слышать это.
Ее улыбка ослабевает.
— Я не знаю, что мне делать — бояться или радоваться.
— Оставайся счастливой. Всегда счастливой.
— Да, но я также не могу не бояться, — шепчет она.
— Почему?
— Потому что есть два вида любви.
— Какие?
— Любовь, которая процветает, и любовь, которая убивает.
Что-то внутри замирает от ее слов, заставляя реальность рухнуть вокруг меня. Это стирает восторг, который я испытал от признания Хлои в любви.
Я отчаянно хочу, чтобы у меня с Хлоей был первый вид любви, но не могу не беспокоиться о втором. Не потому, что я намеренно причинил бы ей боль. Есть только одна вещь, угрожающая всему, что мы построили. А секреты способны разрушить самые прекрасные вещи, и я задаюсь вопросом, не является ли мой секрет самым смертоносным из всех.
Глава 43
Хлоя
Что-то с Маттео сегодня не так. Я не могу определить, в чем дело, но он почти не смотрит на меня. Как будто его здесь нет, хотя я сижу на диване напротив него. Сначала было странно, что он не проявил никакого энтузиазма, когда я показывала ему свои детские фотографии. Это было неприятно, но я списала это на его плохое самочувствие. Но теперь он даже не улыбается, когда говорит о Джованни. А я знаю, как сильно он любит Джованни.
— Ты в порядке? — я судорожно сжимаю руки.
Он
— Нет.
Я замираю.
— Что случилось?
Он вздыхает. Его взгляд проникает в меня и приковывает к месту.
— Я должен тебе кое-что сказать.
О, Боже. Это не может быть к добру. В последний раз, когда кто-то хотел мне что-то сказать, я оказалась на заднем сиденье полицейской машины из-за Ральфа.
— Да? — задыхаясь, прошептала я.
— Я не был до конца честен с тобой.
— Что ты имеешь в виду? — я выдавливаю из себя слова, несмотря на сдавленность в горле. Каждый мускул в моем теле застыл, и мне трудно дышать.
Маттео не отвечает мне. Вместо этого он разражается рыданиями. Его тело дрожит, он сгорбился и закрыл от меня лицо.
Какого черта? На шатающихся ногах и с колотящимся сердцем я перемещаюсь к нему на диван и обхватываю за плечо. Я не могу стоять в стороне и смотреть, как он теряет самообладание, не предлагая никакой поддержки.
— В чем дело? Ты меня пугаешь.
Он фыркает.
— Мне жаль. Мне действительно чертовски жаль. Я не хотел тебе говорить, но Сантьяго сказал мне, что так будет правильно, и, наверное, он прав. Но я все еще не знаю, как это сделать, так что дай мне секунду.
— Сантьяго? — шиплю я.
Что-то уродливое и темное бурлит во мне, просясь наружу. Что происходит, и какого черта Сантьяго скрывает от меня?
Маттео кивает, вытирая слезу.
— Ты случайно не о другом Сантьяго говоришь?
Он качает головой из стороны в сторону.
Мой желудок вздрагивает, и кислота подползает к горлу. Я проглатываю ее обратно.
Я не знаю, о чем спросить в первую очередь. Зачем Маттео и Сантьяго вообще разговаривали? Что расстраивает Маттео настолько, что он плачет?
Маттео не оставляет мне выбора в этом вопросе. Он продолжает, явно набравшись храбрости после своей вспышки.
— Хлоя, меня убивает то, что я делаю это с тобой. Черт, меня убивает, что я вообще тебе солгал.
Я чувствую, что из меня высосали все тепло, заменив кровь ледяной жидкостью.
— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что солгал?
— Нет простого способа сказать тебе это, но… Боже. Я не твой отец, Хлоя.
Я смеюсь, как бы говоря, что я в порядке. Неужели мы снова проходим через весь этот цирк? С Маттео я как будто делаю два шага вперед, прежде чем пробежать милю назад.
— Да, это так.
Он отодвигается от меня, давая достаточно пространства, чтобы смотреть мне прямо в глаза. — Нет. Мой однояйцевый брат-близнец был твоим отцом. Мне жаль говорить тебе это, но на самом деле ты моя племянница. Я не могу быть твоим отцом. Клянусь жизнью моего сына и моей жизнью.