Искушение богини
Шрифт:
– С кем-нибудь из тех лучше поговори, – раздраженно заявил ему один рабочий, дернув толстым локтем в сторону группы высоких людей в белых одеждах и коротких париках, которые собрались в тени у дальнего конца каменоломни и что-то обсуждали над грудой пергаментов. – Они расскажут тебе обо всем, что ты хочешь знать.
Он засмеялся. Сенмут посмотрел на них и отвел взгляд. Архитекторы, самые уважаемые, почитаемые, восхваляемые люди во всем Египте. Великий и легендарный Инени каждый день разговаривает с самим Единым. Постов у него столько, что без помощи писца и не запомнить. Но для Сенмута у него и приветливой улыбки не найдется, не говоря уже о желании поделиться знаниями.
Так он и Бения знакомились с Фивами. Его друг иногда уходил один, он любил грубую, бьющую ключом ночную жизнь борделей, но для Сенмута не существовало пока других женщин, кроме матери, двоюродной сестры Мутни да девчонок-попрошаек, худых, как стебли папируса, которые кидались в него на улицах комьями грязи. У него не было ни времени, ни желания исследовать собственную страстность. Он был человеком чувства, его восхищали линии и изгибы, взмах локона, яркий отблеск света на белых зубах. Но его желания, неясные пока ему самому, все еще дремали внутри него. По ночам он сидел один в своей келье и думал о зданиях, которые воздвигнет когда-нибудь, о бессмертных, захватывающих дух творениях, которые до конца времен будут говорить: «Я, Сенмут, сделал это».
Тщеславные мечты, говорил он себе. Безумный, лихорадочный бред.
Через два дня после погребения Неферу они с Бенией сидели у пилона, которым был отмечен вход в храм. Утро выдалось свежее, и в воздухе витал запах влажной земли. Весна плавно соскальзывала в лето, и в траве вокруг мальчиков маргаритки мешались с яркими васильками. Вдоль всего Нила над топкими берегами вставали зеленые тростниковые заросли, а деревья – финиковая пальма, гранат, тамариск, ароматная персея – тянули прохладные зеленые листья к новому голубому небу. Скоро снова наполнятся зернохранилища, а женщины соберут хлопок и лен и примутся за изготовление одежды.
Бения пришел попрощаться. Строительство храма в Мединет-Абу возобновилось, и, пока строительное оборудование погружали на корабли, а каменные блоки опускали на плоты и привязывали к ним ремнями, Бения собрал свои пожитки и поспешил найти Сенмута.
– Как долго тебя теперь не будет? – спросил его Сенмут. Ему было плохо при одной мысли о том, что снова придется возвращаться к черной работе и одиночеству.
Бения сел рядом с другом, ветер ерошил его сияющие черные волосы. Он удовлетворенно вздохнул и вытянулся на траве.
– Какое утро! Хорошо сегодня будет на реке, делать ничего не надо, знай только сиди да смотри на воду. Не знаю, когда мы снова свидимся. Может быть, через пару месяцев, когда прибудут строители. Там еще достаточно работы для каменотесов, а мой хозяин терпеть не может наспех сделанной работы. Когда наступит жара и крестьяне придут на стройку, тогда я и приплыву назад.
Сенмут с завистью глядел на здоровое, худощавое тело друга и его довольное, улыбающееся лицо.
– А мне до тех пор чем заняться? Съезжу, наверное, домой на день, на два, своих повидаю, – с сомнением закончил он.
Бения содрогнулся:
– Что? Оставить Фивы, прекрасные, обворожительные летние Фивы ради какой-то фермы?! Сенмут, ты никак заболел!
– Меня Фивы еще не обворожили, – кисло заметил Сенмут, и в тот же миг, точно в насмешку, с вершины храма донесся хриплый рев рогов, возвещавших середину утра. – Я часто спрашиваю себя, не лучше ли мне было остаться дома с родителями и Сенменом и надрывать спину на отцовском поле, а не драить полы в храме могучего Амона.
– О могучий Амон, – затянул насмешливо Бения и закрыл глаза, – сделай так, чтобы Сенмут поднялся с пола в твоем храме прямо тебе на колени. О царь богов!
Сенмут все-таки рассмеялся, и на душе у него полегчало. В конце концов, уныние не было свойственно его натуре.
– Что тебе нужно, так это хорошенькая девчонка-певунья, – продолжал Бения, – чтобы развлекала тебя, льстила тебе и вообще отвлекала от мыслей о мыле и воде. Я как раз такую знаю. Тонкая штучка, ее хозяин – тот сальный ливиец, как бишь его там? За небольшое вознаграждение я бы мог устроить…
Он болтал, не подозревая, что друг его уже не слушает. Перед глазами Сенмута вдруг встала картина: царевна Неферу и другие женщины, все с систрумами в руках, идут в храм воздать хвалу богу. «Оставит она меня когда-нибудь в покое или нет?» – подумал он. Бения умолк и легким, скользящим движением поднялся на ноги, а Сенмут сидел, прислонившись к дереву, и глядел на сады, в направлении охраняемой стражами дорожки, которая вела ко дворцу.
– Я ухожу, – сказал Бения. – Обними меня. Сенмут встал и заключил друга в объятия.
– Да хранит тебя Исида, – легко бросил Бения и поднял свой узелок.
Они улыбнулись друг другу, и Бения уже повернулся, чтобы идти, но тут же рванулся назад и зашипел Сенмуту в ухо:
– Служитель его величества и глашатай! Идут сюда! Сенмут попятился, сердце у него заколотилось, ладони взмокли. Сжав кулаки за спиной, он смотрел, как приближается высокий человек в юбке. Глашатая он даже не заметил. Взгляд юноши был прикован к копью в громадной ручище царского слуги, к мышцам, бугрившимся на его могучей груди, к сияющему золотому глазу Гора на шлеме. Лицо человека ничего не выражало. Посланники подошли к Сенмуту, и древко копья с глухим стуком опустилось на землю. Глашатай поклонился, и Сенмут растерянно обернулся к нему.
– Сенмут, жрец жрецов могучего Амона? – уточнил глашатай осторожно, видя, как побледнел юноша.
Тот едва заметно кивнул. «Свершилось, – подумал он. – Теперь мне конец».
Глашатай поприветствовал его на манер царских солдат: вскинув кулак правой руки к левому плечу.
– Я принес тебе весть от царевича короны Хатшепсут Хнум-Амон. Она приказывает, чтобы ты через час предстал перед ней на берегу озера могучего Амона. Не опаздывай. Не заговаривай с ней, пока она сама тебе не прикажет, но и тогда держи глаза долу. Это все.
Он улыбнулся, отвесил второй поклон и зашагал назад, солдат за ним.
Бения прерывисто выдохнул:
– Клянусь Осирисом, Сенмут, что все это значит? Что ты такого натворил, что младший Единый хочет тебя видеть? Ты что, попал в беду?
Сенмут повернулся к нему. От возбуждения у него защекотало в животе, в глазах зажглись и запрыгали огоньки, а по лицу начала расплываться ухмылка. Он схватил друга за плечи и встряхнул:
– Нет, не попал! Никакой беды, Бения! Если бы она хотела меня арестовать, то не стала бы посылать глашатая, значит, она зовет меня на аудиенцию!