Искушение богини

Гейдж Паулина

– Колесниц у них нет. И дисциплины тоже. Вожди ведут за собой людей и поднимают страшный шум, но в основном этот сброд мечется туда-сюда, убивая где придется. Будет совсем не трудно взять их в кольцо.

– И уничтожить.

Слова Хатшепсут упали точно кусочки льда, и все посмотрели на нее.

– Я хочу, чтобы вы понимали, все до единого, – продолжала она, стиснув руки под широким плащом, – что приказу фараона надлежит повиноваться. Ни одного мужчины не щадить. Всех предать топору. Я не хочу править, барахтаясь в реках египетской крови, и участь этих бунтарей должна стать примером для всякого, кто вздумает бросить вызов истинной власти Египта. Должно пройти много времени, прежде чем обитатели этой грязной и неухоженной земли отважатся вновь поднять недостойную руку на своих повелителей, а я найду и другое применение моему золоту и моей армии, кроме ведения бесконечных войн. Мои солдаты не разжиреют от безделья. – И царица едва заметно улыбнулась Джезеркера-сонбу. – Число постоянных войск не уменьшится, но войн я не потерплю.

И, словно подчеркивая последние слова, ее рука с грохотом легла на стол, а драгоценные кольца хищно блеснули перед глазами собравшихся.

– Мой дед вынужден был воевать, чтобы вернуть себе царство, мой отец воевал, чтобы сохранить его, но мне воевать незачем. Пока я правлю, Египет будет жить в мире. И запомните это, вы все. Я сказала.

Нехези кивнул:

– Ваши слова мудры, ваше величество. Ни один мужчина не должен уцелеть.

– Но ни одна женщина или беспомощный ребенок не должны пострадать. – Хатшепсут предостерегающе подняла руку. – Я не потерплю, чтобы мои солдаты грабили или мародерствовали, словно какие-нибудь язычники. Всю награду, когда придет время, они получат из моих рук.

Военачальники закивали, а Хатшепсут ощутила на себе холодный, оценивающий взгляд негра, но, когда она посмотрела на него, тот не мигая рассматривал Хапусенеба.

– Как далеко ушел враг? – спросил Джехути. Комендант не замедлил с ответом:

– Не более чем на день пути, к тому же идти быстро они не смогут, так как мои люди будут постоянно раздражать и утомлять их своими вылазками.

– Тогда через три часа мы выступаем снова, – сказал Хапусенеб. – Пусть люди отдохнут, пока можно. Если Амон нас не оставит, утром нам предстоит бой.

Хатшепсут наблюдала, как по лицу Нехези расплывается медленная, скрытая улыбка.

Пен-Нехеб удовлетворенно крякнул.

– Так тому и быть, – сказал он. – Если мы нагрянем на них с тыла, то никакой сложный план боя нам не понадобится. Наверное, лучше всего будет поставить впереди ударный отряд и царских храбрецов с ними, на оба фланга поместить по эскадрону колесниц, а пехоту держать замыкающими. Ваше величество, может быть, вы выступите вместе с пехотой, под охраной копейщиков?

В его голосе явственно звучала мольба, но она только встряхнула головой, отбрасывая назад волосы.

– Я – командир царских храбрецов, а значит, куда они, туда и я. Не бойся, Нехези, тебе не придется опекать меня, вместо того чтобы крушить врагов. Я – бог, и мне ничто не страшно. Приказываю тебе заниматься только твоим прямым делом.

– Вы – командир царских храбрецов, а значит, мой старший офицер, и я повинуюсь только вам, – ответил он, и в его черных глазах она прочла одобрение. – Но как генерал я обязан поставить царских храбрецов туда, где им следует быть. Поэтому они пойдут позади ударного отряда и в случае необходимости будут прикрывать вас.

Она склонила голову:

– Тогда давайте поспим, пока можно, ибо мы все устали. Когда все будет кончено, я пошлю твоих людей назад, Джезеркерасонб. Ваша храбрость не останется без награды.

Все поднялись и, с поклоном пожелав ей спокойной ночи, поспешно разошлись.

Следующие три часа Хатшепсут провела, забывшись на койке коменданта крепости тревожным сном: ей снились гиены, они тащили тело Сенмута, а из глубоких ран у него на груди и шее хлестала кровь. Он был еще жив и отчаянно молил ее о помощи, но ее ноги словно приросли к одному месту, она лишь стояла и плакала. Наконец он перестал звать, и гиены скрылись за горизонтом, волоча его за собой, точно безжизненную неуклюжую куклу.

Менх разбудил ее, когда в пустыне еще стояла ледяная ночь, и они начали готовиться к последнему броску. Солдаты уже выстроились в боевой порядок, меж ними со словами наставления и ободрения ходили офицеры. Фланги были заняты колесницами, возничие проверяли и перепроверяли упряжь и маневрировали напоследок, а солдаты за их спинами приспосабливались держать равновесие в тряских экипажах и готовили к бою оружие. Повсюду быстро, без лишних слов, снимали и складывали палатки, гасили костры. За воротами Хатшепсут простилась с Джезеркерасонбом. Было еще совсем темно, никаких признаков зари не появилось.

– Мой брат Ваджмос, – сказала она, – ты знал его?

Не отдавая себе отчета, она заговорила о нем так, точно его уже не было в живых, и это не укрылось от внимания помрачневшего офицера.

– Я часто встречал его, – ответил он. – Он был прекрасным человеком и достойным командиром, которого любили подчиненные.

– Из любви ко мне скажи правду, Джезеркерасонб: ты и в самом деле думаешь, что его одолели силой?

Джезеркерасонб долго молчал, глядя мимо ее колесницы, переступающих с ноги на ногу лошадей и закутанной в плащ фигуры Менха на войско, набухающее вдали. Наконец он неохотно покачал головой.

– Нет, – медленно начал он, и Хатшепсут почувствовала, как у нее перевернулось сердце. – Ваджмос легко удерживал бы крепость много недель подряд, пока он и его люди не начали бы умирать от голода. Но то, о чем я слышал, не похоже на голодную смерть. Мои разведчики донесли, что крепость сожгли дотла, а людей перебили, когда они еще не успели схватиться за оружие.

Ужасная картина встала перед глазами Хатшепсут: люди молчаливыми тенями прокрадываются в открытые ворота, рассыпаются по комнатам, опрокидывают и убивают часовых, внезапно вспыхнувшее злое пламя жадно набрасывается на все подряд, изумленные солдаты тянут руки к копьям и погибают, не успев окончательно проснуться.

– Кто-то открыл ворота?

– Думаю, да.

– Несчастные! – прошептала Хатшепсут тихо, но голос у нее был злой. Лошади тревожно переступили с ноги на ногу. – Я найду их, и тогда они пожалеют, что родились на свет. Я разорву их на части и скормлю шакалам, чтобы даже их имен не осталось и сами боги не отыскали их.

Она взлетела на колесницу и встала за спиной у Менха, оруженосец подал ей лук и копье.

– Прощай, Джезеркерасонб! Не бойся, боги тебя не забудут, верный слуга Египта!