Искушение Бори Лавочкина
Шрифт:
Тем не менее, без двадцати одиннадцать он вышел из кабинета начальника с чувством полной победы и совершенно измученный бесконечными доказательствами, что неоплата договоров — это не результат его, Бори, злого умысла, а всего лишь прихоти заказчика, который, как обычно, решил, что деньги он будет платить тогда, когда инфляция съест из них половину.
Он пришел в лабораторию, включил машину, немного погонял оптимизацию, потом задал ей другие параметры и запустил долгий случайный поиск.
Затем он достал сумку и вынул из нее картину, освободил ее от щедрой упаковки и положил
Ему показалось, что женщина повернула голову.
Боря потряс головой. Доругался с начальством, уже мерещится что-то. Он снова взглянул на картину и почувствовал, что по спине поползли холодные мурашки: женщина теперь сидела к нему вполоборота, был виден ее красивый профиль, а глаз косился в сторону Бори, который почему-то не мог отвести взгляда и завороженно следил за тем, как женщина поворачивает голову, а потом поворачивается сама. Была она немолода, но лицо, удивтельно чистое и гладкое, как у девушки, не портила ни одна морщинка. Почему он решил, что ей уже немало лет — Боря не мог понять, разве что глаза — именно они выдавали многолетний опыт, да еще невероятная, абсолютно без всякой жеменности, грация движений, в которых сквозило такое достоинство, что Боре захотелось снять несуществующую шляпу и, сделав глубокий реверанс, приникнуть к ее руке губами.
— Здравствуй, Боря, — мягко сказала она.
Губы ее были розовыми, волосы — рыжими, а глаза — темными и бархатными.
— Зд-равствуйте, — выдавил Боря.
— Проходи, — женщина сделала приглашающий жест рукой.
— В картину? — усомнился Боря.
— Да, только это уже не картина, не замечаешь?
Это и вправду уже была не картина. Непрорисованные книжные полки стали вдруг объемными и четкими, на абажуре появилась золотистая бахрома, а в невидимое до этого момента окно на левой стене комнаты тихо стучало ветками какое-то дерево.
— Что это, — тихо спросил Боря, — где я… и кто Вы такая?
— Зови меня Маргарита, — улыбнулась женщина, — я… боюсь, род моих занятий тебе ничего не скажет. Считай, что я — проводник. А это — моя резиденция.
— Проводник?
Слово какое-то дурацкое, комната эта дурацкая… да и ситуация, впрочем, тоже…
— Я помогаю проникнуть между мирами, — ответила Маргарита.
Боря опустился на невесть откуда взявшийся стул, мельком заметив в окне голубой месяц, висящий рогами кверху.
— Ничего не понимаю…
— Скоро поймешь, — снова улыбнулась женщина, — я хочу тебя кое-чем угостить, подожди немного.
Она подошла к одному из стеллажей, открыла небольшую дверцу, замаскированную под полки с книгами и достала оттуда пузатую бутылку зеленого стекла, в которой плескалось что-то непрозрачное, и два высоких узких бокала.
— Возьми, выпей, — она протянула бокал, на два пальца наполненный светло-желтой жидкостью, — это позволит тебе преодолеть страхи и беспокойства и вернет чистоту уму.
Себе она налила из той же бутылки, но жидкость в ее бокале почему-то оказалась бледнорозовой.
Боря взял из ее рук предложенный напиток и, хотя разум убеждал его в том, что пить это не стоит, сделал глоток. Жидкость походила на чай, разбавленный ананасовым соком и еще чем-то, и, кажется, даже алкоголя не содержала, но после глотка по телу прошла теплая волна, согревая и успокаивая, а во рту остался слабый привкус смородины.
— Что это? — спросил Боря Маргариту, возвращая ей пустой бокал.
— Вода забвения, — все так же улыбаясь, ответила Маргарита, — спи, дружок…
Она коснулась прохладной рукой бориного лба, и мир исчез.
В голове гудело. Наверное, после этого маргаритиного коктейля — что она там сказала, вода забвения? Наркотик, наверное, какой-то.
Боря открыл глаза и снова зажмурился: яркое летнее солнце ослепило его. В ноздри ударил крепкий запах кожи, металла и лошадиного пота. Затем Боря осознал, что сидит в несколько непривычной позе, мерно покачиваясь при этом.
— Эй, Борсан, с тобой все в порядке? — услышал он странно знакомый голос и, прежде чем удивиться, пробормотал:
— Да-да, что-то в глазах потемнело.
Он осторожно открыл глаза. Елки… Он сидел на самой настоящей лошадиной спине, причем никакого неудобства не испытывал — лишь когда он взглянул вниз, ему стало несколько нехорошо от расстояния между ним и земной поверхностью.
— Борсан, — снова позвали его. А ведь и вправду его — здесь его зовут именно так… Он повернул голову и…
— Оля? — недоверчиво спросил он, и тут же осознал, что ошибся. Девушку, которая ехала рядом с ним, звали не Ольга, а Бьярси, и она была дочерью друга отца Борсана.
Девушка странно посмотрела на него, и сказала:
— Я чего думаю — может, нам привал сделать? До Ругнира еще с полдня ехать, а я есть, например, хочу…
Голос у нее был совершенно ольгин.
Боря… точнее, Борсан оглянулся назад.
— Вешня! Где тебя черти носят!
Подъехал слуга-оруженосец Борсана. Его черная кобылка игриво потерлась мордой о шею борсанова коня, тот фыркнул на нее, и она обиженно отвернулась.
— Что прикажете, господин?
— Останавливаемся на отдых — Бьярси устала. Предупреди ее служанок и — вон там подходящая рощица, разбивай лагерь.
— Слушаюсь, господин.
Когда завершились хлопоты, связанные с остановкой и вся компания с комфортом расположилась на шелковистой зеленой траве, будто специально созданной для того, чтобы лежать на ней, Боря позволил себе оглядеться вокруг и внутри себя.
Это стоило того… Внутри него жило словно два существа. Одно — Боря Лавочкин, инженер и романтик, а второй — Борсан, сын Эдмунда, бесстрашный в бою гордый рыцарь, который занимается в данный момент тем, что сопровождает невесту своего друга Дирона в ее путешествии из родных мест в замок Ругнир, где сейчас Дирон и обитает… Самое удивительное было в том, что оба они — и Боря, и Борсан — были настоящими, это был словно один человек, но рассматриваемый с разных ракурсов. Борсан был облачен в кольчугу затейливого плетения, а за плечами висели ножны. Боря почувствовал некоторое беспокойство — сможет ли он вынуть меч, если возникнет необходимость? Не случится ли так, что он будет слишком тяжел с непривычки? Но Борсан прекрасно знал, как обращаются с оружием, и Боря успокоился.