Искушение ирландца
Шрифт:
– Нравится вам курочка, леди Мара? Это моя любимая еда. И картофель очень вкусный. Правда?
Вместо ответа Мара съела еще кусочек картошки. Она не очень ее любила, но терпела. Ей больше нравились картофельные оладьи с хрустящей корочкой.
– Я рада, что тебе нравится ужин. Надо съесть все, чтобы вырасти хорошей и здоровой.
Мара не была уверена, что хочет вырасти. Взрослым вроде бы самим не нравилось быть взрослыми. Однако миссис Мартин она этого не сказала. Мара вообще ничего не говорила.
Миссис Мартин
Где же сейчас папа?!
Не в силах проглотить больше ни кусочка, несмотря на все уговоры миссис Мартин, Мара положила вилку и вытерла рот салфеткой. Как ее учили.
– Ты очень хорошая, послушная девочка, хотя не говоришь ни слова, – заметила миссис Мартин, продолжая есть свой ужин. – Должна сказать, что это самая легкая работа, какая у меня когда-либо была. Для четырехлетнего ребенка, леди Мара, ты на редкость не доставляешь ни малейших хлопот. Можешь встать из-за стола.
Мара слезла со стула и, наступая только на синие цветы, снова направилась к окну. Там она забралась коленками на подоконник и вновь уставилась на улицу. Становилось темно, а папа все не шел. Сердце в маленькой груди билось отчаянно громко. «Где же ты, папа? Приходи скорей домой», – мысленно повторяла она.
Она прижалась ближе к стеклу, подышала на него и стала чертить пальцем узоры. Снова и снова дышала она на стекло и снова чертила, потому что узоры быстро исчезали и приходилось начинать все сначала.
Большей частью она рисовала лица: два глаза, нос и рот. Иногда лицо улыбалось. Иногда нет. Она не знала, в чем тут дело. Просто так получалось.
В небе поднялась большая золотая луна. Это была самая большая луна, какую Мара видела в жизни. Завороженная ее красотой, Мара перестала рисовать лица на стекле и прислонилась лбом к его прохладе. Она не могла отвести глаз от огромного шара, сияющего в ночи. Такого далекого. Находящегося далеко-далеко от всего, что было ей знакомо. Она решила, что эта луна ближе всего остального к небесам.
Ей говорили, что ее мама на небе. Может ли мама спрыгнуть с луны на небо? Может быть, мама сейчас там и ищет ее? Мара уже почти не помнила лицо мамы. Только аромат розы и серебристо-белокурые волосы. Она так давно ушла. Но Мара все равно скучала по ней и хотела, чтобы она пришла.
Однако мысли о маме вернули жуткие картины того последнего раза, когда Мара видела ее. А Мара не хотела думать о том вечере, от него у нее были кошмары. Все было так страшно. Этот всепоглощающий
Мамины крики.
Слезы набежали на глаза… и Мара отодвинулась от окна и большой луны. Где же папа?!
Когда она услышала его голос, сердце малышки запрыгало в груди. Папа дома! Он к ней вернулся!
– Добрый вечер, миссис Мартин. Как она сегодня?
– По-прежнему, лорд Кэмелмор. Она самый послушный ребенок, какого я когда-либо в жизни встречала. Она мало съела сегодня за ужином, но за то время, что я с вами, она всегда ест лишь несколько ложек. А я всегда говорю, что ребенок поест, когда проголодается.
Забыв о синих цветах на ковре, Мара опрометью бросилась через всю комнату в объятия отца.
Он удивленно рассмеялся, но поднял ее своими сильными руками и крепко прижал к себе.
– Боже мой, Мара, любимая!
– Я оставлю вас ненадолго вдвоем. – И миссис Мартин вышла из детской.
Мара прильнула к папе и, вдыхая его привычный запах, уткнулась лицом ему в шею. Он похлопал ее по спинке, баюкая, как она любила. Затем он отнес ее к сиденью на подоконнике и уселся там, посадив Мару к себе на колени.
– Что с тобой, милая?
Она посмотрела ему в глаза и прикоснулась пальчиками к его щеке. Щека была шершавой, но Маре это нравилось.
– Ты думала, что я не вернусь?
Она кивнула.
– Мара, я всегда буду рядом с тобой. – Он теснее прижал ее к себе и поцеловал в макушку.
Теперь, когда папа был с ней, страхи Мары несколько улеглись.
– Ты плакала? Не плачь, Мара. Посмотри. – Он указал на окно. – Ты видела когда-нибудь такую луну? Гляди, какая она величественная.
Мара уже насмотрелась на луну. Сейчас она просто хотела быть с папой. Она снова прижалась лбом к его лбу.
– Ах, дорогая… Почему ты не поговоришь со мной?
Ей всегда становилось плохо, когда он задавал этот вопрос. Дело было вовсе не в том, что она не хотела говорить с папой. Она просто не могла… как бы ни старалась. Каждый раз, когда она пыталась заговорить, появлялось ощущение, что горло сдавливает какая-то огромная рука. Ее ледяные пальцы смыкались на груди и тянули куда-то вниз. Мара не могла говорить. Слова просто не шли с языка.
Они куда-то пропали, и она никак не могла их отыскать. Все слова смешались у нее в голове, и она не могла ничего поделать с этим… как-то их разделить, чтобы был смысл. Она почему-то очень боялась того, что будет, когда она найдет их смысл. Она боялась того, что сможет тогда сказать.
Папа крепко держал ее, и это помогало Маре чувствовать себя в безопасности. Она положила голову ему на грудь, глаза стали закрываться. А папа баюкал ее.
– Однажды, Мара, ты снова заговоришь. Я знаю, что так будет, – прошептал он.