Искушение леди

Скалистый край Англия, 1818 год

Деборе Персиваль следовало заподозрить неладное сразу же, в тот самый момент, как она получила приглашение на званый вечер к баронессе Алодии по случаю прихода весны.

Хотя ее сестра и была замужем за любимым племянником баронессы, с тех пор как она последний раз посещала подобные мероприятия, минуло уже несколько лет. Дебора невероятно обрадовалась возможности отвлечься от траура и снова вернуться в общество, напрочь позабыв о том, что баронесса

То есть Дебора не вспоминала об этом до тех пор, пока баронесса не избрала ее объектом своего внимания.

– Ваш траур уже закончился, не так ли, миссис Персиваль?

Резкий, скрипучий голос хозяйки громким эхом разнесся по залу в тот самый момент, когда в разговоре вдруг образовалась неловкая пауза. Баронесса была высокой костлявой женщиной со здоровым румянцем во всю щеку, серо-стальными волосами и любовью к пурпурному цвету. На коленях у нее, облизываясь, восседал мопс Мильтон.

Сорочья болтовня собравшихся мгновенно прервалась. Приглашенные дамы, числом около двадцати, достойные члены избранного общества Скалистого края, восседали на великолепных стульях, расставленных полукругом в центре огромной, похожей на пещеру гостиной баронессы. Все они разом повернулись к Деборе, и в их глазах отразилось удивление… и интерес.

Дебора переложила чашку с блюдцем из одной руки в другую.

– Вы правы, баронесса Алодия, мой траур закончился три месяца назад.

– В таком случае вам самое время заняться поисками нового супруга, не так ли? – вопросила пожилая дама с величественными манерами.

Дебора настолько растерялась, что на мгновение у нее перехватило дыхание, и ни о каком ответе, естественно, не могло быть и речи. Одиннадцать лет назад, вскоре после безвременной кончины ее отца, на подобном званом весеннем вечере баронесса Алодия вместе с прочими дамами решила, что юная и наивная Дебора непременно должна выйти замуж за мистера Ричарда Персиваля, который был старше ее на тридцать семь лет. В то время он как раз затеял длительную тяжбу со своими взрослыми детьми и попросил руки Деборы с намерением создать новую семью, таким образом лишив их наследства.

Подобно любой нормальной молодой женщине Дебора пришла в содрогание при мысли о том, чтобы выйти замуж за человека намного старше себя. Но прочие дамы Долины, вот эти самые дамы, настояли на том, что долг повелевает ей выйти замуж, дабы иметь возможность содержать овдовевшую мачеху и двух сводных сестер.

Долг. Дебора всегда делала то, чего от нее ожидали. За прошедшие годы ее чрезмерно развитое чувство ответственности еще более обострилось, не в последнюю очередь из-за того, что даже спустя столько лет после смерти ее мать по-прежнему считалась здесь чужой. Во-первых, потому что была француженкой, а во-вторых, потому что нарушила матримониальные планы всей деревни в отношении самого завидного жениха.

Дебора с ранних лет усвоила, что должна явить собой образец добродетели, следуя общепринятым нормам, если не хочет, чтобы и ее обвинили в приписываемых матери смертных грехах.

И теперь она обвела взглядом комнату. Все они ждали, прямо-таки жаждали услышать ответ – то есть почти все, за исключением ее сестры Рейчел, Сидевшая рядом с Деборой, та внезапно проявила повышенный интерес к содержимому чашки, которую держала в руках.

После смерти мистера Персиваля Дебора вынуждена была жить с Рейчел и ее мужем Генри. Причитающееся ей содержание было поистине ничтожным, и Генри счел сей факт унизительным и оскорбительным для чести семьи. Несмотря на то, что Дебора работала больше его супруги и всех слуг, вместе взятых, он был непоколебим в своем недовольстве, и теперь она не могла не задуматься над тем, не приложил ли Генри руку к внезапному интересу, проявленному его теткой Алодией.

– Вам нечего сказать? – высокомерно приподняв брови, требовательным тоном поинтересовалась баронесса. И фыркнула, обращаясь к остальным: – Я задаю вопрос и не получаю ответа. Или молодые женщины более не находят применения своим ушам?

О, ответ у Деборы был: «За что на меня ополчились степенные матроны провинции Айлэм? В очередной раз! За что?»

Как говаривал в таких случаях ее покойный супруг: «Будь я четырежды проклят!»

Но она, конечно, не могла позволить себе озвучить подобные мысли перед лицом сливок айлэмского общества.

Вместо этого Дебора смущенно откашлялась и призналась:

– Я еще не думала об этом, мадам.

– Вы не думали о браке?– Баронесса Алодия произнесла последнее слово с нажимом, чтобы в полной мере выразить свое недоумение. – Каждая женщина должна выйти замуж.

Дебора могла возразить, что сама-то баронесса Алодия как раз и была вдовой, причем вполне довольной собой и собственной жизнью, но вовремя прикусила язычок.

– На мой взгляд, еще слишком рано…

– Вздор! – нетерпеливо прервала ее баронесса. Пурпурные ленты и кружева на чепце почтенной дамы энергично затряслись, вторя энтузиазму, с которым она оседлала своего любимого конька. – Ваш траур уже закончился. Сколько вам лет, милочка? Двадцать восемь? То есть почти тридцать. Вы уже не первой молодости, а детей по-прежнему нет.

– Да-да, детей-то и нет, – поддакнула миссис Хеммингс. Неизменная компаньонка баронессы Алодии, бесцветная и невзрачная особа, являла собой живое предостережение: вот в кого со временем может превратиться и сама Дебора. Жизнь благородной и воспитанной женщины, зависящей от милости родственников, вряд ли можно было назвать счастливой и безоблачной.

– Собственно, мне исполнилось только двадцать семь лет, – поправила баронессу Дебора, чувствуя, как жарко запылали щеки. Она не любила конфликтовать.

– Двадцать восемь, двадцать семь, какая разница? – Баронесса Алодия небрежным взмахом руки отмела ее возражения как несущественные. Она взяла Мильтона на руки и бесцеремонно вручила его миссис Хеммингс. Пес зарычал, выражая свое недовольство тем, что его потревожили. – Прогуляйтесь с ним, Хемми, – распорядилась баронесса, – а мы пока попробуем убедить миссис Персиваль проявить хоть немного здравого смысла.