Искушение леди

Максвелл Кэти

Она сказала себе, что у нее слишком разыгралось воображение. В конце концов, она уехала в Лондон совсем недавно, хотя нельзя отрицать, что за этот короткий период времени жизнь ее изменилась самым драматическим образом. Она уезжала неопытной девушкой, склонной подчиняться решениям и прихотям чужих людей, а вернулась женщиной.

Дверь в лавку миссис Лутон, расположенную на углу, была распахнута настежь, что можно было счесть хорошим знаком. Может быть, хлеб у нее еще оставался. Дебора вошла. В лавке никого не было, если не считать самой хозяйки, миссис Лутон, щеголявшей в кружевном капоре,

которая вытирала прилавок. При виде гостьи у нее глаза полезли на лоб от удивления.

– О, миссис Персиваль, вы таки вернулись домой. Как поживает ваша сестра в Лондоне?

Дебора улыбнулась тому, что женщина оказалась прекрасно осведомлена о ее делах. Все-таки она жила в очень тесном мирке, ограниченном правилами и ожиданиями докучливых соседей.

– Дела у них идут просто прекрасно. Благодарю, что спросили об этом. В Лондон стоило съездить хотя бы ради того, чтобы полюбоваться на их чудесную дочку.

– О да, вы совершенно правы. Я обожаю маленьких детей.

– У вас не осталось каравая хлеба? На прилавке я что-то ничего не вижу.

Миссис Лутон горделиво улыбнулась.

– Я продала последнюю буханку полчаса назад. Мне очень жаль.

Дебора разочарованно вздохнула, но миссис Лутон уже потеряла к ней интерес. Она смотрела через ее плечо на входящих в лавку новых посетителей. Дебора услышала странное шипение и клекот, как будто стая гусей случайно забрела в уютную лавчонку передохнуть и поболтать.

В каком-то смысле так оно и было – она действительно увидела стаю гогочущих гусей.

На пороге стояла баронесса Алодия, на голове которой красовался один из ее величественных пурпурных тюрбанов. Ее компаньонка, миссис Хеммингс, по обыкновению держала на руках щенка хозяйки, а за ними толпились высокородные и заносчивые матроны, числом около трех.

Баронесса Алодия снова зашипела, а потом высокомерно обронила:

– Берегите юбки, леди. Здесь отливается всякий сброд.

Дебора нахмурилась. Она не могла взять в толк, чем заслужила такой прием, хотя щеки ее и запылали от осознания вины.

– Добрый день, баронесса Алодия, миссис Хеммингс.

Она кивнула остальным дамам, одна из которых была супругой местного сквайра, две другие числилась женами богатых фермеров.

– Фу! – фыркнула баронесса, презрительно задрав нос кверху. Миссис Хеммингс с величайшим старанием скопировала этот жест, и даже собачонка последовала их примеру. Остальные женщины молча глазели на Дебору. У стоявшей за прилавком миссис Лутон глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит от изумления.

Пожалуй, Деборе стоило уйти, тем более что и оставаться смысла не было. Взяв свой саквояж, она пробормотала:

– Прошу прощения! Я только что приехала из Лондона и теперь должна вернуться домой.

Но женщины не сделали ни малейшей попытки уступить ей дорогу, по-прежнему загораживая проход.

– Как только у вас хватило наглости вернуться! – заявила своим звучным, визгливым голосом баронесса Алодия. – Вероятно, вы полагаете, нам неизвестно, что вы сбежали с мужчиной, который никоим образом не приходится вам родственником? Или о том, что с вами не было даже компаньонки? Вы отсутствовали

непозволительно долго. Что вы имеете сказать в свое оправдание?

Дебора растерялась. В голове у нее образовалась звенящая пустота – ей нечего было сказать, кроме правды.

– Я так и думала, – злорадно захихикала баронесса Алодия. – Судя по выражению лица, поведение ваше иначе как постыдным назвать нельзя.

– Постыдным, воистину постыдным! – в унисон закудахтала миссис Хеммингс.

Лицо Деборы горело огнем. Откуда они могли узнать?..

Баронесса улыбнулась с деланным состраданием – искреннее сочувствие было неведомо старой клуше.

– Двоюродный брат викария Эймса оказался в числе пассажиров почтовой кареты, которая направлялась в Дерби, когда вы так охотно сбежали с неизвестным мужчиной. Видите, миссис Персираль? Все наши поступки, даже тайные, хорошие они или плохие, всегда становятся известны.

– Да-да, непременно становятся известны, – поспешно поддакнула миссис Хеммингс, тогда как остальные матроны, казалось, были напрочь шокированы возмутительным поведением Деборы. Этих женщин она знала всю жизнь и могла рассчитывать хотя бы на то, что они оправдают ее за недостаточностью улик.

Дебора переложила тяжелый саквояж из одной руки в другую. Она вовсе не собиралась пускаться в объяснения. Во всяком случае, не здесь и не сейчас. И она, без сомнения, так и заявила бы этим женщинам, если бы они не вынудили ее остаться в крошечной лавчонке, загородив дорогу.

За их спинами потихоньку начали собираться любопытные. Со всех сторон к лавке миссис Лутон сбегались деревенские ребятишки поглазеть на происходящее, а их мамаши словно невзначай подходили поближе в надежде услышать, о чем идет речь. Более того, недвусмысленный интерес к разгоравшемуся скандалу проявили и мужчины. Кевин-бондарь изо всех сил вытягивал шею, стараясь заглянуть внутрь лавки.

И тут беспокойство Деборы достигло апогея. Сквозь стеклянную витрину она увидела, как дорогу решительным шагом пересек Генри, направляясь к дверям заведения миссис Лутон. За ним еле поспевала Рейчел.

Нахмуренное выражение лица зятя не сулило ничего хорошего.

– Итак, – провозгласила баронесса Алодия, повышая голос, чтобы все присутствующие ее хорошенько расслышали, – разве вам нечего сказать?

Опустив саквояж на землю, Дебора произнесла первое, что пришло ей в голову. Это было выражение Тони. Глупое словечко, которым дети отгоняют злых духов. Она сказала:

– Кыш.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Баронесса Алодия недоуменно заморгала.

– Что вы сказали?

– Кыш, – повторила Дебора.

Гранд-дама, обернувшись к своим верным матронам, мимикой дала понять, что пребывает в некотором замешательстве. Те с осуждающим видом вразнобой закивали головами. Очевидно, и для них поведение Деборы оставалось загадкой. Баронесса Алодия воинственно задрала подбородок.

– Почему это вы говорите мне «кыш»? – требовательным тоном поинтересовалась она.

– Потому что я наконец-то вижу вас такой, какая вы на самом деле! – с мужеством отчаяния заявила Дебора. – Вы вовсе не благодетельница. Вы всего лишь жалкий тиран.