Искушение страстью
Шрифт:
Она достала из стенного шкафа большую терракотовую вазу и поставила туда цветы.
– Неплохо. Только вот я скучаю. И еще как!
Она сказала это спокойно: ей в самом деле не нравилось, что она больше не работает. На этом настояла Клара, но Одетта привыкла к работе кухарки. Конечно, она прекрасно понимала, что не может больше стоять в Валлонге у плиты, но она могла бы работать в другом месте, общаться с людьми, готовить на какую-нибудь большую семью.
– Приходите к нам почаще, ваши внуки скучают, – добавил он.
От его доброты Одетта растрогалась еще больше. Парнишка всегда был само очарование,
– Винсен, зачем цветы?
– Просто хотел доставить вам удовольствие, – сказал он, опуская глаза.
– Ну уж нет, – категорично отрезала она. – Ты человек слишком занятой!
Добавив в воду для цветов соду, она села напротив.
– Я тебя слушаю, малыш. Облегченно вздохнув, он начал:
– Скажите, Одетта, Магали рассказывает вам о своей жизни? Она вам доверяет?
– В чем?
– Мне кажется, она несчастлива в Валлонге, ей там неуютно… Не знаю, что делать. Я хочу, чтобы ей было хорошо.
Одетта задумалась, наступила тишина. Было понятно, что Магали не может привыкнуть к этому огромному дому. Ведь вся ее юность прошла в скромных деревенских домишках. У Одетты она жила в маленькой комнатке размером с чулан и была вполне довольна. У Магали не было особых запросов, она не ждала прекрасного принца, как многие девушки ее возраста; когда в ее жизни появился Винсен, она не мечтала ни о каретах, ни о дворцах. Магали была очень простой девушкой. Не слишком умной, по мнению Одетты, но очень шустрой. Она была искренней, веселой, иногда наивной, не боялась работы, и все эти качества мешали ей теперь с легкостью перейти из одного статуса в другой.
– Нетрудно догадаться, – наконец произнесла Одетта. – Ты ее сильно любишь, но вы все равно из разных миров.
– Нет! Только не это! Только не вы! Не надо больше об этом…
– Ты сам это понимаешь, не тешь себя сказками. Видишь ли, между нами, твоя бабка – отличная женщина. Но твой отец, Бог тому свидетель, очень неуживчивый. Да и вся твоя семья зря старается. Вы все равно берете простых людей пинцетом. Мне неловко входить к вам через парадную дверь, как гостье. И Магали тоже. Если она вдруг увидит, что Изабель плохо натирает пол, она не сделает ей замечания. Когда всю жизнь провел на коленях и отчищал чужие полы, трудно подняться и взглянуть на мир свысока! Твоя жена сидит между двумя стульями. Понимаешь?
Он очень не хотел в это верить, Одетта это знала.
– Клянусь, – медленно проговорил он. – В моем доме никто так не смотрит на Магали. Она мать моих детей, женщина, которую я люблю. Остальное – ерунда. Остальное меня не интересует.
Его светло-серые глаза засверкали от возмущения. Но Одетта знала, что Винсен сердится не на нее.
– Ты не можешь один уничтожить предрассудки. Я не говорю, что ты ее стыдишься. Она слишком красива для этого. Кроме того, ты ее любишь. Но много воды утечет, прежде чем она станет одной из вас. Запомни: однажды придет день, когда вам обоим, и тебе и ей, понадобится очень много терпения!
Особенно Магали. Но этого Одетта не стала говорить. Винсен встал, а она раздумывала, получил ли он тот совет, на который рассчитывал.
– Я не расскажу ей об этом визите, – сказал он.
Винсен растерянно засунул руки в карманы брюк – это выдавало его нервозность. Клара так и не смогла отучить, его от этой привычки.
Ален открыл глаза в полумраке, сердце готово было разорваться. Все тот же непонятный сон будто преследовал его. Было часов пять утра, светало, скоро начнет припекать.
Рядом с ним, положив руки под голову, крепко спал Жан-Реми. Бесшумно поднявшись, Ален выскользнул из кровати. Он ощупью собрал одежду, молча оделся и вышел из спальни. На кухне молодой человек подогрел вчерашний кофе и, не присаживаясь, выпил его. Еще было время вернуться в Валлонг и принять душ перед работой.
Пройдя через большую круглую комнату с картинами, Ален остановился возле маленького столика. Через несколько часов Жан-Реми соберет чемоданы и отправится в Италию. Как и обещал, художник поменял свои планы, и отсутствовать будет всего дней десять. Рядом с билетами на самолет и поезд лежала открытая записная книжка, и Ален, взяв ручку, написал: «Счастливого пути». Потом с интересом прочел имена людей, с которыми будет встречаться художник; все имена были незнакомые. Одно имя повторялось дважды – Рафаэль. Подумав, Ален приписал напротив: «Кто это?»
Уже перед самым уходом он решил выбрать книгу из стопки. Читал Жан-Реми мало, но заказывал много книг для Алена, считаясь с его вкусом. Улыбнувшись, молодой человек взял сборник Арагона и положил его в карман.
Рассвет был прохладным, легкий ветер подымал дорожную пыль. Ален ехал на велосипеде по долине и вдруг вспомнил об этом странном сне, преследовавшем его. По-прежнему ощущение угрозы, близкой катастрофы, и Шарль с ней тесно связан, хотя и не появляется сам. Неужели это вещий сон? Нет, вряд ли. Туманные образы преследовали Алена слишком долго, чтобы что-то предвещать. Как бы там ни было, ощущать во сне присутствие Шарля было неприятно. Этого человека Ален хотел видеть во сне в самую последнюю очередь! Вчера, за столом, дядя раздраженно спросил, ни на кого не глядя, но с характерным презрением: «Мы, что, все будем жарить на этом оливковом масле?» Приняв замечание на свой счет, бедняжка Магали покраснела. Клара же заговорила о другом, как будто не услышала слов Шарля и не заметила, как он оттолкнул тарелку.
Долина кончилась, Ален приналег на педали и поднялся на холм. С вершины на южных склонах другого холма были видны оливковые плантации. Идеальная фильтрующая почва с нужной пропорцией гравия и камней уже несколько лет обеспечивала богатые урожаи. Временами Ален сам не верил своему счастью.
А теперь даже стареющий Ферреоль обращался к нему уважительно и удивлялся, как «маленький парижанин» получает от земли такой урожай. Старик демонстративно снимал фуражку, когда заходил в овчарню, переделанную в рабочий кабинет.