Искушение Торильи
Шрифт:
— Это очень любезно с вашей стороны, дядя Гектор.
— Передай отцу, что приход ждет его, — сказал граф. — Мне так недоставало тебя, Торилья; ты благотворно влияешь на Берил, а это очень важно.
Когда он вышел из комнаты, Берил состроила гримасу.
— Что он хотел этим сказать? — спросила Торилья.
— Отец терпеть не может почти всех моих друзей, — объяснила Берил. — Он справедливо считает их легкомысленными и пустыми — только они гораздо интереснее, чем старые ретрограды, с которыми
— Тебе и в самом деле… приятны те люди, которых ты… встречаешь в Карлтон-Хаусе? — поколебавшись, спросила Торилья.
— Некоторые из них — просто сказка, — улыбнулась Берил. — Как только принцу удается находить таких экстраординарных особ?! Но самые скверные — это, конечно же, аристократы, такие, как маркиз Квинсбери, получивший скандальную известность за амурную неразборчивость. — Заметив недоумение на лице Торильи, она добавила:
— А чего стоят братья Бэрриморы, это просто жуть, не поддающаяся описанию; тебя бы потрясли их непристойные выходки.
— Думаю, такие люди… испугали бы меня.
— Любопытно посмотреть, какими они тебе покажутся, — расхохоталась Берил. — Ты познакомишься с ними на будущей неделе, когда мы отправимся в Лондон.
Торилья вопросительно посмотрела на нее.
— Я решила, Торилья, — продолжала Берил, — представить тебя бомонду. Мне бы хотелось узнать твое мнение о людях света, а также посмотреть, какой покажешься им ты. Трудно вообразить, чтобы кто-то из них хоть раз в жизни встретил по-настоящему хорошего человека.
— Ты обескураживаешь меня! — воскликнула Торилья.
— Это правда, — промолвила Берил. — Ты хорошая и всегда была хорошей в отличие от меня. А я хочу быть плохой, не злой, как Бэрриморы, а просто скверной, чтобы радоваться тому, чему не следует радоваться.
— Ты вовсе не плохая! — возразила Торилья. — А когда выйдешь замуж, все переменится.
Берил не ответила, и Торилья вдруг почувствовала тревогу, оттого что положение может скорее ухудшиться. Если маркиз действительно окажется настолько злым человеком, как она думала о нем, то он способен заставить импульсивную и порывистую Берил делать вещи, о которых после придется пожалеть.
Торилья призадумалась.
Берил наговорила много всякой всячины, но она и впредь останется столь же милой, доброй, благородной и щедрой, хотя, к сожалению, и падкой на лесть.
» Но разве можно осудить ее? — решила про себя Торилья. — Ведь она так прекрасна… так невероятно прекрасна!«
Тут она вспомнила слова, некогда сказанные матерью:» Берил подобна картинам Рубенса с их яркими красками. Ты же, моя дорогая, напоминаешь скорее прозрачную акварель, которая настолько проникает в душу человека, что он не может представить себе более совершенное произведение искусства «.
Тогда Торилья думала, будто мать просто утешает ее, так как Берил привлекала к себе больше внимания.
А теперь она согласилась, что Берил — при всем своем блеске и живости — действительно подобна завораживающей картине, принадлежащей кисти великого мастера.
Словно решив переменить тему, Торилья спросила:
— А что мы будем делать со всеми этими цветами? Лилии просто безукоризненны.
Собрав часть их в охапку, она посмотрела на нее сверху вниз; в благоухании цветов чудилось нечто мистическое.
— Эти поставь в своей спальне, раз они тебе так понравились, — сказала Берил. — А остальные можно выбросить. В доме и так слишком много цветов.
— Нет, так нельзя! — воскликнула Торилья.
Цветы всегда казались ей живыми, столь же способными страдать, как и люди; она не выносила, когда слуги забывали поливать растения или выбрасывали, прежде чем букет завянет.
— Я пригляжу за ними, — сказала Торилья, зная, что кузина не слушает ее.
В холле послышались голоса, и Берил тотчас поднялась.
— Это Галлен, — возликовала она. — Я так и думала, что он приедет сегодня! О, как это замечательно! Теперь ты сможешь увидеть его.
Она бросилась через комнату и открыла дверь.
— Галлен! Галлен! — услышала Торилья голос кузины. — Как чудесно, что ты приехал! Я так ждала тебя!
До нее донесся низкий мужской голос, но Торилья не слышала слов. Она стояла с лилиями в руках, и все ее тело напряглось от ожидания встречи с маркизом Хэвингэмом. Ужас, который пробуждал в ней этот человек, был подобен горячему углю, прожигающему грудь.
Она ненавидела его. Ненавидела настолько, что, казалось, будь у нее силы, сразила бы маркиза насмерть. Прошлой ночью, ложась в постель, она молилась… молилась с еще не изведанным доселе пылом, чтобы хоть какая-нибудь причина помешала ему жениться на Берил.
Разве можно позволить любимой сестре выйти замуж за мужчину, совершающего такие преступления против человека, за угнетателя шахтеров и их семей?!
Она представляла его жирным и толстым, с окруженными сеткой развратных морщин глазами.
Она представляла его сидящим за столом и пьющим вино, красное, словно кровь тех, кто обливается ради него потом во тьме и пыли его грязной шахты.
» Как может человек допускать подобную низость, как может он быть столь бессердечным?«— вопрошала она себя.
Шахтеры Барроуфилда не только перерабатывали, они не получали положенного; их обманывал смотритель, который, как полагала Торилья, был назначен маркизом Хэвингэмом.
Существовало много способов обобрать шахтеров, и все, кто стоял над ними, набивали свои карманы.