Искушение ворона

Пронизывающий ветер дул с Капитолийского холма. Невысокий субтильный старичок зябко съежился, покряхтывая, поднялся со скамейки, поднял воротник меховой парки и опустил уши нелепой куцей шапчонки, вроде тех, что носили дворники в старых советских фильмах. Отражательный пруд ничего не отражал – на его подернутой льдом поверхности лежал густой снежок.

– Конец

февраля, а погодка как на Рождество в штате Мэн. Гусей вон до сих пор на пруд не выпустить, а ведь гуси-то… – проворчал старичок. – Хотя этот Рим не спасут никакие гуси. Куда катится страна?..

Он на мгновение обнажил тощее, узловатое запястье, посмотрел на часы. Запаздывает старина Хэм, запаздывает. А вот Уоррен – тот не опоздает, позвонит ровно в пол-одиннадцатого, как и договаривались. Обидно будет, если пропадет эффектная сцена…

– Руки вверх, это ограбление! – услышал он сзади и, вздрогнув от неожиданности, застыл с поднятыми руками. Потом опустил руки и медленно повернулся.

– Шуточки у тебя, Хэм!.. Я же все-таки не мальчик, вот помер бы сейчас от разрыва сердца, так мои адвокаты тебя по судам затаскали бы.

– Да ладно, не прибедняйся, ты еще крепок, старый Хэнк, всех переживешь!

Хэм улыбнулся во весь свой белозубый рот и плюхнулся на скамейку.

Был он крупнее, несколько моложе собеседника и головным убором пренебрегал, демонстрируя миру густой ежик серебристой седины.

– Присаживайтесь, сэр! – Хэм похлопал по скамейке рядом с собой. – Ну-с, какие проблемы? Чем садовод-любитель на пенсии может помочь сенатору Соединенных Штатов?

Хэнк вздохнул и страдальчески поморщился.

– Сенатору, который со дня на день станет бывшим сенатором. После той выволочки, что мне устроили на закрытой сенатской комиссии… Чертов Фэрфакс! До сих пор в голове не укладывается, что это серое насекомое оказалось способно на такую подлянку!

– Хэнк, Хэнк, о покойниках – или хорошо, или ничего…

– Даже если покойник подставил тебя по всем статьям? Даже если покойник за твоей спиной проворачивал делишки, которые иначе как государственной изменой не квалифицируешь? Даже если по вине покойника пострадали репутации лучших людей Америки?

– Кого ты имеешь в виду? Кроме себя, естественно? – с легкой усмешкой осведомился Хэм.

– Этот негодяй замарал всех! Джиму пришлось уйти с поста председателя правления, Алекс подает в отставку! Все оправдываются и доказывают свою полнейшую непричастность!

Хэм вновь усмехнулся, остро-проницательно глянул на кипятящегося Хэнка.

– Полнейшую?

Хэнк смутился – но лишь на какую-то долю секунды.

– Нечего сравнивать! Уж ты-то знаешь, что мы всего лишь грамотно использовали имеющиеся возможности, соблюдали правила, делились с кем надо, не выносили сор из избы… Бизнес, не более того… А этот кретин не только надумал поработать на собственный карман, за что в конце концов и получил пулю, так еще и за каким-то чертом вбил в свой компьютер всю информацию, вплоть до имен посредников и номеров банковских счетов.

– Ай-яй-яй…

– Ничего смешного, Хэм, уверяю тебя, ничего смешного…

Не говоря уж о прямых материальных потерях. Если хотя бы малая часть сведений просочится наружу, будет покруче Уотергейта, гарантирую. Это поняли все. Видел бы ты, как светилась рожа ублюдка Томми, когда он излагал условия сделки…

– Сделки?

– Ну да… Ты же знаешь, какой у нас нынче год.

– Високосный.

– Да в этом ли дело, что високосный! Предвыборный год у нас, дорогой садовод-любитель, предвыборный!.. Короче, ни Джиму, ни Алексу о выдвижении и думать нечего, в нашей колоде остаются только маразматик Бобби да бесноватый Пэт. Понимаешь, что сие значит?

– Триумфальный марш на саксофоне?

– Именно. Так что Овальный кабинет остается оральным еще на четыре года. Как раз хватит, чтобы долететь до дна пропасти…

– Хэнк, старина, по мне что саксофонист из Арканзаса, что техасский рейнджер, что ковбой из Калифорнии… А вот тебя я знаю не первый год и никогда не поверю, чтобы ты пригласил меня сюда, чтобы на дружеском плече поплакаться о судьбах страны. Выкладывай, старый лис, что у тебя на уме.

– Да я, собственно… Видишь ли, Хэм, чем больше я думаю о том дерьме, в которое мы все вляпались, тем меньше у меня уверенности, что такую кучу Фэрфакс навалил в одиночку. Да, жук он был тот еще, временами бывал и жаден, и туп, любил погреть руки у чужого огонька, не сомневаюсь, что за сходную цену мог и продать, и предать…

– Кто не мог бы – за сходную цену?.. Я так понимаю, ты вознамерился искать сообщников?

– Боюсь, не просто сообщников. Кто-то играл с ним в кошки-мышки, прикармливал, накачивал информацией, добыть которую самостоятельно он не имел никакой возможности. Ну а в нужное время его попросту устранили. Руками несчастного турка, которого потом тоже убрали. И сделал это кто-то из своих. Кто-то очень сильный и могущественный. – Хэнк повел рукой, как бы случайно обозначив направление на невидимый отсюда Белый Дом. – Тот, кому это было выгодно.

– Хэнк, дорогой, ты переутомился. Могу посоветовать хорошего специалиста, миссис Берч от него в восторге.

– Я же и не утверждаю, что это саксофонист или кто-то из его оркестра. Операцию мог организовать кто угодно и где угодно. В Москве, в Пекине, в Тель-Авиве, наконец. У Америки много врагов, и все они заодно!.. Одно я знаю точно – это гнусное преступление не должно остаться безнаказанным! Главные злодеи должны быть найдены и разоблачены! Дело должно быть пересмотрено!

– Какое дело? Убийство Фэрфакса?

– Да если бы дело было только в Фэрфаксе! В конце концов, он сам нарвался! Но мириться с тем, что оболганы, опорочены лучшие люди страны, единственная ее надежда!.. Ты вспомни, разве не мы вытащили тебя из-под удара, когда лопнула твоя операция «Иран-контрас» и Рейган отдал на съедение вас с Оливером Нортом?

– Старина, не заставляй меня лишний раз рассыпаться в благодарностях – добро я не забываю и без напоминаний. Поверь, я рад был бы помочь старым друзьям, но что я могу? Все мои ребята давно не у дел, а кто остался – не может принимать такие решения.