Искушение

Синяя Тойота плавно шла по вечерней автостраде Байкала, огибая озеро с левой стороны. Измученная длительной поездкой Венера устало положила голову на спинку кресла, и вяло посмотрела на мужа. Даже ранней весной, когда снег еще не собирался таять, цепляясь за растущий сосновый лес, не только на плавных склонах окружающих озеро, но и на асфальтовом покрытии, Андрею было жарко. Круглый год тот носил рубашки-поло. Те удачно подчеркивали его невероятно накаченные бицепсы. Она же тяжело вздохнула:

– Каждый

– Все закончилось, малая, расслабься.

Венера снова вздохнула, посмотрела на мужа более пристально. Казалось, он не замечал, как тесть, отец Венеры, пренебрежительно относиться к нему. Или же истинное отношение Ламы всей Бурятии и в самом деле его не интересовало.

– Будто поездки радуют тебя?

Муж улыбнулся, не сводя глаз с дороги, оторвал одну руку от руля и почесал окладистую бороду. Та походила на бороду лесоруба или охотника, в общем, по его мнению, настоящего мужчины.

– Ты полагаешь, это важно? Много думаешь.

Этой фразой он ступал на опасную землю, на запретную тему обсуждения великого Ламы. Но вероятно, даже его путешествие допекло до самых печенок, так что он продолжил:

– Это наша жизнь, малая.

Его рука с бороды, опустилась на колено жены, в теплом чулке. Помешкав секунду, двинулась под толстый край в разрез шерстяной юбки, которую Венера одела специально по случаю поездки в Ярикту. Дальний улус в Баргузинском районе Бурятии состоящий всего из двух улиц. Рука мужа на фоне женской ножки в сапожке, казалась огромной лапищей, помедлила, а затем поползла под ткань, по бедру глубже.

Отчего Венера почувствовав прилив непрошеных ощущений, бросила многозначительный взгляд на мужа, пытаясь вспомнить, когда между ними случалась близость. Или приятная ласка, такая как сейчас.

– Я не могу, не думать, что он знает. Мне от этого, не по себе, – прошептала она, поддаваясь навстречу, загораясь от импульсов прикосновения.

Рука помедлив, двинулась дальше, ощупывая застежки на чулках и тонкую шелковую ленту, крепящуюся на пояске. Сильные пальцы исследовали аккуратно, ощупывая с аппетитом неизведанное.

– Ты меня удивляешь, – произнес он, найдя преграду из тончайшей тесьмы.

В глубине, там, где самое интересное, у нее всегда были сюрпризы. И Андрей в этом не сомневался. Там могли оказаться скромные стринги, насколько они вообще могли быть скромными. А могли трусики с прорезью, с бижутерией или ниткой жемчуга или что было бы вопиющим неуважением к отцу с какой-нибудь игрушкой внутри. От этого непристойного предположения ему стало жарко. Его жена предпочитала пикантное, необычное белье. И качество, и выбор заставляли об этом думать даже тогда, когда ее не было рядом. А это и бесило и заводило одновременно. Заставляло чувствовать себя бессильным.

– Бантики?

– Хотелось соблюсти уважение. – Она зарделась ярче. – Приятно думать, что ты гадаешь. Хочешь больше меня, чем ее.

Мужские пальцы поглаживающие преграду замедлились, затем остановились. Андрей их вернул на руль, вызвав в ответ разочарованный вздох. Венера придирчиво поправила юбку

– Какой послушный характер, – не удержалась она от едкого замечания. – Думаю, она ревнует каждый божий день.

– Не вмешивай Алису.

Венера разочарованно повернулась к мужу.

– Если так, давай остановимся. Ты продолжишь исследование. Тебе же хочется выяснить, что еще на мне? В чем именно.

– Не начинай, не стоит заводиться. Это вовсе не отказ. И не наказание. Как ты думаешь.

– Останови машину, черт возьми, – Венера гневно сверкнула глазами, повернувшись к мужу. Она уже не на шутку сердилась, сама не зная на кого. На него, на себя, на отца?

Он послушно остановился у ближайшего кармана на дороге.

Она вышла. Бухнула дверцей. Мгновенно остывая под ледяным вихрем, собрала руки на груди, чтобы не замерзнуть. Ей требовалось остыть. Требовалось собраться мыслями. Она оперлась о теплый капот, и несколько минут молчала. Смотрела вдаль, охлаждаясь от затмившего на миг сознание ничем несдержанного желания. Прямо сейчас, в этой чертовой тесной машине, ей хотелось заняться прямыми супружескими обязанностями.

Проигнорировал звонок, Андрей вышел следом. Он примирительно посмотрел на жену. Встал рядом, тоже оперся на капот, пытаясь рассмотреть то, что видит она.

– Прости. Не удержался. Знаешь же, насколько ты соблазнительна, – произнес он, разглядывая юбку, теплый меховой жакет и сапожки с чулками.

Красивая женщина. Именно женщина, а не двадцатишестилетняя девушка. Она притягивала мужчин потрясающей сексуальностью, а вовсе не красотой. Всех, включая собственного мужа. Именно притягивала, но удержать не могла.

– Если у вас настолько все хорошо, почему не хочешь? – спросила она, имея в виду его, любовницу и развод.

Тот помолчал, затем устало вздохнул.

– Пойдут слухи. На работе встанет вопрос. Ты знаешь Курумканского, он и так Алису ни во что не ставит. Загрызет.

Венера кивнула. Загрызе-ет. Курумканский отец Алисы не одобрял связь дочери с женатым мужчиной. Но ему не было ведомо, связь существовала и до свадьбы, и толкнула Андрея на это вовсе не распутность его дочери, и не мужская похотливость, а сама Венера. Если Курумканский относился к Андрею снисходительно, то Лама Дордже Баргузинский не переносил зятя на дух. Да, определенно, загрызет. Ее вспышка желания прошла.

– Он и тебя не привечает. Разнесет на тебе бубен, – согласилась она, давая понять, что остыла.

– Твой отец весьма натренировал меня. Переживу. Выйдет на пенсию, тогда разведемся. А пока, потерпи, малая.

Венера рассмеялась и с пониманием посмотрела на мужа.

– Карьера, прежде всего.

Он улыбнулся.

– Какой цинизм, ай-я-ай, малая. Не нарывайся, я и так умираю от желания взять тебя.

Он кивком указал на горячий капот. Венера улыбнулась шире, и все же не удержалась, прильнула к спортивной фигуре, поглаживая накаченный торс, угадывая, как под тканью рубашки-поло напрягаются, трепещут мышцы от ее пикантных прикосновений. Как муж умирает от желания, но не действует. И в этом весь он.