Искусство предавать
Шрифт:
— Что нужно делать? — с отчаянной надеждой выпалила она.
— Прежде всего успокоиться, — порекомендовал доктор Шарц.
Так. А теперь забыть. Забыть застывшие в отчаянии и ужасе глаза повитухи. Забыть о том, что она тысячу раз это делала, а ты, вчерашний студент, и у тебя было совсем мало практики. Забыть, что время уходит. Что его уж и вовсе нет, этого проклятого времени. Забыть о том, что ты можешь ошибиться, у тебя нет права на ошибку. О том, что перед тобой не просто рожающая женщина, но рожающая герцогиня — перед жизнью и смертью все равны, а ты врач,
Когда по бороде потекла теплая струйка, герцог понял, что прокусил себе губу.
«Еще немного, и я просто свихнусь! — думал он. — Хорошо, что я отдал свой меч оруженосцу. Хорошо, что никто не приходит… ничего не говорит… я и без меча могу кого-нибудь убить. Господи, да когда же этому конец? За что ей такие муки?!»
И в тот же миг он услышал новый звук, резкий и несомненный. И по тому, как радостно завопила служанка, как горько заплакала повитуха, герцог понял — все хорошо, все живы.
А потом открылась дверь, и на герцога налетел Шарц. Бесцеремонно отодвинув его светлость в сторону, он на подгибающихся ногах проследовал к столику с шахматами. Сгреб позабытый за страхами кувшин вина, осушил его единым духом и вытер блестящий от пота лоб окровавленной ладонью.
— У вас мальчик, ваша светлость, — сказал он и улыбнулся улыбкой до того страшной, что и мертвый бы перепугался, но герцогу она показалась прекраснее утренней зари.
— Кстати, вам мат, герцог, — окровавленная рука Шарца передвинула одну из фигур на доске.
Герцог зарычал от радости и сгреб Шарца в объятия.
— Мне уже можно… туда?! — каким-то новым для себя, трепетным голосом спросил герцог.
— Нужно… — полузадушенно просипел Шарц. — Отпустите же! Кости трещат! Если вы так схватите младенца… или обнимете жену…
— Прости! — герцог отпустил своего шута и доктора и на цыпочках бросился к двери.
Шарц фыркнул, глядя на это, покачал головой и пошел в другую сторону.
Мыться и спать.
— Я знаю, что ты не спишь…
Что за черт, он и в самом деле не может уснуть, это ему сгоряча показалось, что может, а теперь гадюка-память злорадно подсовывает картинки минувшего. Одну за другой. Одну за другой. Он и сам знает, что он не спит. Попробуй тут засни, после такого! Но это еще не повод его будить кому бы то ни было. Кроме герцога, разумеется. Ради его светлости он согласен встать. Хотя бы для того, чтобы дать означенной светлости в ухо. Но герцог не станет его тревожить. Во-первых, он не дурак, а во-вторых, он сейчас слишком занят. Слишком занят, чтоб приставать с благодарностями и прочим, что полагается испытывать в такой ситуации благородному человеку. На данный момент милорд герцог едва ли помнит о том, что существует на белом свете такой коротышка по имени Хьюго Одделл, шут и доктор. То есть помнит, конечно, но… значения это не имеет ровным счетом никакого. Потому что у его светлости есть заботы поважней. Жена. Сын. Живые. Этого достаточно,
Так что некому его будить. Некому. Ходят тут всякие! Ну держитесь, если он все-таки проснется! Уж тогда вам точно достанется, можете не сомневаться!
— Я знаю, что ты не спишь…
Нет. Это не герцог. Луженая глотка герцога просто не в состоянии воспроизвести такой нежный девичий шепот.
Девушка в его спальне?!
Что за безобразие! Или — безумие? Какая красотка по доброй воле и не сойдя с ума полезет в его спальню? Спальню карлика.
Нет. Он не будет открывать глаза. И зажигать свечу не будет. Несчастная дурочка ему просто снится.
Или это вовсе не…
— Случилось что-нибудь?!!
Ужасная мысль подбросила его на ложе.
Герцогиня?!
Ребенок?!
Вдруг все не так хорошо, как ему казалось? Вдруг он что-то пропустил, не заметил… вдруг…
Что-то тяжелое и теплое навалилось, прижимая к постели.
— Ш-ш-ш… не шуми… — шепнул на ухо все тот же девичий голос. Очень знакомый голос. — Все хорошо. Ничего не случилось. Это просто я…
«Просто я, видите ли!»
Уху было приятно, но Шарц все еще ничего не понимал. Пожалуй, теперь он понимал еще меньше, чем раньше, ведь обнимала его, прижимаясь к нему всем телом, Полли — служанка герцогини.
Полли, которая только что помогала ему принимать роды. И не у кого-нибудь, а у своей госпожи. Полли, которая видела, как это все ужасно. Какая это мука и боль. Полли, которая думала, что ее госпожа умирает. Которая видела, как уверенность в глазах повитухи сменяется сомнением, сомнение — страхом, а потом все заволакивает густым черным отчаянием. Эта Полли просто не могла восседать на нем, столь недвусмысленно поводя бедрами, что и слабоумный догадался бы. Этого не может быть. Не может, и все. Да она после увиденного за милю от любого мужика должна шарахаться. Должна. Но не шарахается. Даже наоборот. Надо же — вытворять такое! И чем она думает?!
— Слезь с меня! — удивленно потребовал Шарц.
«И немедленно, пока я не вцепился в тебя руками и ногами! Ты даже представить себе не можешь, как ты желанна для меня!»
— Слезь, я сказал! — повторил он.
— Вот еще! — возмутилось очаровательное создание, целуя его в губы.
Шарц оторопел. Ее поведение можно было истолковать только одним способом, но… да за ней ползамка бегает! А кто не бегает — просто догнать не надеется! И чтоб она выбрала его? Сама, по доброй воле? Зачем?
— Ты что, никого лучше урода себе найти не смогла?! — возмущенно шепнул он ей.
— Ты не урод, ты — прекрасен! — отозвалась она. — Я просто раньше этого не замечала.
— А сегодня заметила? Интересно, когда? И где? Быть может, здесь, в этой темноте? Когда так темно, и впрямь кто угодно красавцем покажется.
— Не ехидничай, — отозвалась она. — Не здесь. Не в темноте. А вот когда ты маленького тянул — тогда и заметила. Понял?
Мягкое, но настойчивое движение бедер. Ты хоть понимаешь, что делаешь, идиотка эдакая?!