Искусство самореализации

Дни службы в армии шли своим нескончаемым чередом. Я вставал в шесть утра, делал зарядку, завтракал, занимался строевой подготовкой, стрелял на стрельбище из автомата, ходил в наряды и ездил в Москву на службу — регулировал на перекрестках нашим колоннам. Почти уже привык к тревогам — они были по нескольку раз в неделю: днем и ночью, — учебные и боевые.

После боевой и строевой подготовки, у нас после обеда было личное время — на то, чтобы подшить очередной свежий подворотничок к форме, написать письмо домой, почитать книгу или послушать новую пластинку на электропроигрывателе, который наш командир поставил для нас в красном уголке казармы. Мои друзья, свободные от нарядов, занимались в это время своими делами — кто писал письмо, кто рисовал, а один из новобранцев собирал цветомузыкальную установку, чтобы на экране наблюдать разноцветные всполохи от музыки. Паша, который был моим земляком, делал маски из дерева, а другой мой приятель занимался чеканкой.

Когда вышел приказ о демобилизации, мы все начали считать дни и делать дембельские альбомы. Все военные, которые умели хорошо рисовать, или фотографировать, были заняты этой важной работой, и делали ее не только для себя, но и для тех, кто не умел ни рисовать, ни фотографировать.

У меня был фотоаппарат Смена 8М, и я умел не только с ним обращаться, но и делать фотографии. Половину дембелей я точно обеспечил фотографиями в дембельские альбомы, работая по ночам и печатая их в больших количествах. Но рисовать я не мог. Рисунками в дембельские альбомы занимались несколько ребят, которые были нарасхват. У них был талант, которого у меня не было. В нашей роте по рукам ходили их удачные рисунки, и я делал с них копии через копирку. На некоторых из них были маски, на других красивые девушки и простые пейзажи. С этими рисунками я и приехал домой. Они лежали долго в моем дембельском альбоме, но когда началась мода на чеканки и маски, я их достал и принялся за работу.

После посещения лекций в институте я шел в мастерскую, делал маски или стучал молотком, делая очередную чеканку. Один мой друг развлекался тем, что делал всякие фантастические морды, зверей или фигурки из березового капа. Но когда я попробовал вырезать что-либо из капа, мне это занятие не понравилось: это было слишком тяжело для меня, и всегда можно было пораниться от остро наточенного инструмента. Большой березовый кап, который я нашел на березе в лесу, и с большим трудом отодрал от дерева, приволок домой, и отец из него потом понаделал множество ручек для долот.

В одном магазине я случайно купил приспособление для выжигания и для гравировки. Работать с этим аппаратом было одно удовольствие, и я много времени посвятил выжиганию и гравировке. Особенно хорошо мне удавалось выполнять гравировку на своих охотничьих ножах, — их после этого можно было помещать в музей, так они хорошо выглядели. Эта мода на изготовление своими силами разных поделок, а потом развешивание их по стенам квартир — масок, чеканок или просто красивых безделушек из ткани, меха, дерева продолжалось лет десять, и постепенно сошла на нет.

Чеканки, куски фанеры с выжженными на них картинками и маски постепенно исчезали со стен, переезжали в чулан или на чердак, но мысли о том, чтобы их выкинуть, у меня не было.

Прошло несколько десятков лет. В своих путешествиях по стране и за рубежом, я ходил по музеям и выставкам, смотрел на экспонаты, которые были там выставлены. В один прекрасный день, когда был в музее современного искусства — смотрел на картины, маски и чеканки, которые сделали известные художники, мне пришла мысль, что и мои изделия — маски и чеканки могли бы висеть в этом музее, взамен некоторых, сделанных, по-моему, недостаточно хорошо. Я приехал из Ленинграда домой, залез на чердак, побывал в чулане, и все найденные там свои поделки и работы занес в дом.

Я почистил их, разложил в самой большой комнате и устроился перед ними на стуле поудобней. У меня появилась прекрасная, сулящая мне большую сумму денег, мысль: выдать эти произведения за творения великого мастера и продать на аукционе за сумасшедшие деньги. Самые большие деньги за такие произведения искусства можно было получить на престижных аукционах, например, Сотби. Я написал туда письмо и приложил фотографии бесценных моих творений — маски, которые были вырезаны из сосны, но потом обожженные под паяльной лампой, выжженные пейзажи, несколько кухонных ножей с гравировкой на лезвиях и несколько чеканок.

Через несколько дней получил ответ из этого торгового дома. Они очень заинтересовались этими раритетными произведениями и предложили продать их на очередном аукционе. От меня требовалось только приложить оценку эксперта и отправить их посылкой. Я зашел к своему приятелю, показал фотографии этих моих поделок и он написал официальную бумагу, в которой было сказано, что это изделия народных промыслов, и они стоят совсем ничего, просто даром. Это было то, что мне надо.

Все свои поделки, прошу прощения, гениальные творения, я упаковал в почтовые ящики, написал адрес и отправил в Англию. Посылка шла целую неделю, но когда пришла, я получил приглашение на очередной аукцион. В визовом центре прочитали это приглашение и пообещали как можно скорее выправить мне визу. Но дело с визой длилось долго, и я не успел ее получить. Аукцион прошел без моего участия, а я только получил от устроителей очередное письмо, в котором было написано, что все маски, гравировки, выжженные картины и кухонные ножи с гравировкой были проданы за большие суммы. В этом письме был каталог, и рядом с каждым произведением искусства стояла цена, за которую он была продан — там были цифры с шестью нолями …

Пришлось мне указать свой банковский счет в Сбере, на который мне перечислялась пенсия, и через несколько дней на него пришла сумма, причем в рублях — с девятью нолями. Я снял со счета свою пенсию, а остальное пока оставил на своем накопительном счете. Мне надо было привыкнуть к двум важным мыслям, — что я, во-первых, богач, а во-вторых, что талантливый, великий мастер.

Чтобы ненароком не зазнаться, я пошел в мастерскую, открыл один из ящиков и долго смотрел на лежащие в нем долото, резцы и молотки. Мне надо было продолжать работу…