Искусство слышать стук сердца
Шрифт:
— С глазами, — только и сказал старик.
Эта фраза тоже прошла мимо Мья Мья, не отложившись в памяти. На обратном пути муж был непривычно разговорчивым и все пытался растолковать ей предсказания астролога. Она слушала — и не слышала. В голове эхом отдавались два страшных слова: «Большие несчастья».
Прошло несколько месяцев. Кхин Маунг неоднократно пытался разъяснить жене главное. Да, астролог говорил о неприятностях и даже о трагедиях, однако все они касались лишь здоровья малыша. Их сын не несет на себе проклятия и не является вестником бед. Мья Мья не слышала его. Кхин Маунг понимал это по ее глазам. Видел, как она обращается с ребенком. Отстраненно. Ухаживая за сыном, Мья Мья старалась
Тину Вину не исполнилось и трех недель, а вся его дальнейшая судьба, но мнению матери, была предрешена. Более того, она воспринимала жизнь Тина как уже прожитую, причем напрасно. Ей оставалось лишь достойно справиться со всем этим.
Достойно справиться… Такая ноша оказалась для Мья Мья непомерной.
10
Теперь, когда устами астролога звезды высказались о судьбе сына, Мья Мья стала крепче спать. Она знала, чего ждать. К несчастьям и ударам судьбы Мья Мья привыкла, в то время как радость и счастье пугали неизвестностью. Она не терзала себе душу лживыми надеждами, не тешилась иллюзиями и несбыточными мечтами. Словом, успокоилась.
Чего не скажешь о Кхине Маунге. Он подолгу не мог заснуть. Лежал, прислушиваясь к дыханию жены и сына, а невеселые мысли тем временем делали свое черное дело. Предсказания астролога заставили задуматься о вещах, которые прежде он считал очевидными. Да и можно ли так слепо верить старику? Вдруг тот ошибся? Действительно ли существует судьба, которой не избежать? Если не люди хозяева своей жизни, то кто? Где находится этот таинственный властелин? Кхин Маунг не желал прислушиваться к звездам.
Он вспомнил первую ночь после визита к астрологу. Сон не шел к нему, а вот Мья Мья, освобожденная от неизвестности, крепко спала.
Кхин Маунг сел на постели.
— Мья Мья, Мья Мья… — позвал он.
Она не просыпалась.
— Мья Мья… — продолжал повторять он имя жены, словно заклинание.
Она открыла глаза.
Ночь была ясная. В окошко хижины светила полная луна, и в ее неярком голубоватом свете Кхин Маунг впервые увидел, насколько прекрасна Мья Мья. Ее ресницы, глаза, изящный нос. Почему-то до сих пор он не задумывался о красоте супруги. Женился на ней, потому что таков был выбор родителей. Они сказали: «Любовь придет потом», и Кхин Маунг им поверил. Он всегда делал то, что велели мама с папой, полностью полагаясь на их опыт. И потом, его собственные представления о любви были весьма туманными. Кхин Маунг считал ее подарком. Но не все получали от жизни такой дар: кто-то удостаивался милости, а кто-то нет.
— Мья Мья, мы должны… нам надо… нам нельзя…
Ему столько хотелось сказать!
— Я знаю, Кхин. Знаю.
Она села рядом с мужем, обхватила его голову и прижала к своей груди. Для Мья Мья это было редким жестом нежности, непозволительной роскошью вроде горячей воды по утрам или улыбки при прощании. Такие жесты годились для мечтателей или для тех, у кого в избытке времени, силы и чувств. У нее не было ни того, ни другого, ни третьего.
Мья Мья знала, какая буря бушует сейчас у мужа в душе. По биению сердца, но судорогам, сотрясавшим его тело, по тому, как порывисто он ее обнимал, она чувствовала: Кхину нужно время. Он все еще верил, что они смогут защититься, что есть шанс изменить приговор судьбы.
Кхин Маунг лежал в объятиях жены и говорил. Негромко, обращаясь не к ней. Мья Мья не понимала ни слова. Он говорил с собой, быстро и безостановочно. Требовал, не желал подчиняться, даже угрожал судьбе, а потом вдруг начинал просить, умолять, сомневаться. Это был неиссякаемый поток слов. Казалось, муж сидит у постели умирающего и своим голосом поддерживает в нем жизнь.
Кхин Маунг хотел бороться за сына. Подарив ребенку жизнь, родители по умолчанию обязуются сделать все, чтобы ему в этом мире было хорошо. А потому он готов сражаться за маленького Тина, используя любую возможность. Если жена не поддержит его, что ж, будет биться с судьбой один. Об этом он скажет Мья Мья утром, перед завтраком. Так подумал Кхин Маунг и заснул.
Но возможность поговорить с женой не представилась ни утром, перед завтраком, ни вечером, когда он вернулся с поля.
На следующую ночь Кхин Маунг снова не мог заснуть. Вспоминал все подробности визита к астрологу. Перед глазами возникла хижина, затем комната. Картина была размытой, но постепенно становилась все яснее, как местность, над которой рассеивается туман. Комната, свечи, дымящиеся курительные палочки, грифельная доска, раскрывающая тайны жизни. Великая книга любви. Кхин Маунг слышал предсказания старика, слово за словом пропуская их через свой разум. Астролог ни разу не упомянул о проклятии. Надо обязательно поговорить с женой. Завтра же, на рассвете… Но и завтра возможности для разговора не представилось.
Так проходили ночи и дни. Будь Кхин Маунг другим человеком, он не стал бы дожидаться, пока не подвернется возможность, а ближайшим утром разбудил бы жену и высказал все, что накипело на душе. Но такое не было свойственно его натуре. Для этого ему понадобилось бы преодолеть ограничения, им же самим установленные, а он не относился к числу героев. Его смелость не простиралась дальше мыслей, и очень скоро стремление спасти сына начало иссякать. Вернулись сомнения и накинулись на него, словно хищники на ослабленное животное. Наверное, астролог все-таки прав. Со звездами не поспоришь. Ребенок, родившийся в декабрьскую субботу, обречен пожинать несчастья. Что тут непонятного?
Через два месяца после рождения Тина умерла двоюродная бабушка Мья Мья. Внучка сразу же усмотрела в этой смерти знак. Кхин Маунг хотел разубедить жену, сказать, что ее родственница дожила до очень почтенного возраста и в последние годы вообще не вставала с постели. Но его решимости хватило ненадолго. Она мелькнула молнией, на мгновение позволив увидеть истинное положение вещей, а уже в следующую секунду мир снова принял привычные очертания. Да, Мья Мья права: смерть старухи — это знак.
Постепенно Кхин Маунг и вовсе отстранился от жизни сына. Утешал себя мыслью, что у них с Мья Мья будет еще много детей. Им повезет больше, они не родятся в субботний день декабря, апреля или августа. Свой надел земли Кхин Маунг отдал внаем и пошел работать в английский гольф-клуб садовником и подавальщиком клюшек. За эту работу платили больше, чем за крестьянский труд. К тому же теперь Кхин был избавлен от необходимости сидеть дома в сухой сезон, когда крестьяне почти не покидали своих жилищ. Англичане играли в гольф круглый год.
Мья Мья с головой погрузилась в домашнее хозяйство. Они жили в деревянной, обмазанной глиной хижине, а та стояла позади роскошной двухэтажной виллы, принадлежавшей дальнему родственнику Кхина Маунга. Особняк разместился на вершине холма и возвышался над городом, подобно другим зданиям колониальных властей в Кало. И, как и те, был выстроен в тюдоровском стиле. В сухой сезон этот городок пользовался у англичан особой популярностью. Когда температура в Рангуне и Мандалае доходила до сорока градусов по Цельсию, Кало дарил желанную прохладу. Некоторым англичанам так нравилось в Бирме, что, выйдя на пенсию, они оседали здесь, в горных курортах вроде Кало. Вот и эти хоромы выстроил для себя один британский офицер и собирался в них поселиться, выйдя в отставку. Но, увы, спустя две недели после окончания службы в армии ее величества он отправился охотиться на тигра и трагически погиб.