Исландские королевские саги о Восточной Европе
Шрифт:
Проведенный анализ работ российских историков, обращавшихся к сагам [72] , показывает, что далеко не всегда в отечественной исторической науке к сагам относились некритически, слепо доверяя их сообщениям и черпая из них иллюстративный материал для разного рода исторических построений. По работам русских историков рассыпаны отдельные замечания, в совокупности очень точно характеризующие сагу как источник и оценивающие содержащуюся в ней историческую информацию. Однако блестящие частные наблюдения отдельных ученых никогда не были суммированы и осмыслены в целом. Ближе всех к этому подошла Е. А. Рыдзевская, но ей не удалось довести начатую работу до логического завершения [73] . Сведенные воедино замечания русских и советских историков о сагах как источнике по отечественной истории фактически повторяют (и подтверждают лишний раз) основополагающие методические моменты, выработанные для саг как источников по истории Норвегии (ср. выше).
72
Подробно об изучении в России королевских саг как исторического источника см.: Джаксон 1991. С. 51–66. Мною в этой работе не были рассмотрены труды западных историков, обращавшихся к сагам как к источнику по русской (и шире – восточноевропейской)
73
Посмертную публикацию архивных материалов этой исследовательницы, погибшей во время Ленинградской блокады, см.: Рыдзевская 1978.
– Необходим учет видового деления саг, ибо характер содержащихся в них сведений связан с типом источника. Простого хронологического приурочения (по хронологии сюжетов) здесь явно недостаточно [74] .
– Сагам свойственна литературная обработка бытовавшего в устной традиции текста [75] ; в рассказе совершенно очевидны «общие места» (говоря современным языком, «штампы», «стереотипные формулы»), стремление рассказчиков разукрасить свои походы и возвеличить конунга, которому посвящена сага [76] . Тем самым значение части саги определимо лишь после того, как составлено впечатление о всей ее совокупности [77] . Необходимо изучать все соответствующие саги, вычленяя из них определенные комплексы преданий [78] . Перед исследователем стоит историко-литературная задача: постараться выявить первоисточник, очистив его от позднейших наслоений, от поэзии и баснословия [79] .
74
Погодин 1846, Braun 1924, Рыдзевская 1922, 1934, 1935, 1940, 1945.
75
Braun 1924, Лященко 1922, 1926а, 19266, Брим 1931.
76
Лященко 1922, 1926а, 19266.
77
Тиандер 1906.
78
Braun 1924, Рыдзевская 1935.
79
Васильевский 1874–1875, Braun 1924.
– Описываемые в сагах события отделяет от момента записи саг значительная временная дистанция [80] . Как следствие этого в сагах мы находим отражение общественных отношений времени их записи. Детали тоже не все принадлежат той эпохе, к которой относится содержание саги [81] . Частности, как правило, неверны [82] .
– Необходим параллельный анализ письменных памятников и данных археологии [83] .
80
Лященко 1922, 1926а, 19266.
81
Васильевский 1874–1875.
82
Погодин 1846.
83
Рыдзевская 1934.
Кроме того, в рассмотренных работах отмечаются еще две особенности, сказывающиеся на характере содержащегося в сагах восточноевропейского материала.
– Это, прежде всего, «односторонняя ориентация интереса», когда «положительные данные» относились только к Скандинавским странам [84] .
– И наконец, отсутствие шведских саг [85] , при том, что на восток большей частью отправлялись шведские викинги.
Итак, восточноевропейская история в исландских королевских сагах затрагивается лишь походя, в связи с поездками скандинавов на восток [86] . Интересующие нас сведения включаются в общее повествование только в тех случаях, когда есть сюжетная или композиционная необходимость. Известия эти, отрывочные и крайне разрозненные, приходится собирать в сагах по крупицам. Сосредоточенные на создании скандинавской истории и весьма внимательные к географии Скандинавских стран, королевские саги не фиксируют своего внимания на географии соседних земель и нередко приурочивают место действия за пределами Скандинавии к ряду наиболее привычных, трафаретных областей или пунктов. К этому еще добавляется и то обстоятельство, что с Восточной Европой были связаны скорее шведы и датчане, нежели исландцы и норвежцы, о которых большей частью говорится в сагах.
84
Braun 1924, Рыдзевская 1935.
85
Рыдзевская 1935.
86
См.: Джаксон 1978а.
Королевские саги не могут быть правильно поняты в изоляции – как одна от другой, так и от других видов саг и прочих разновидностей древнескандинавских письменных памятников [87] . Каждый отдельный фрагмент находит свое место и осмысляется исключительно в более широком контексте, каковым может служить полная выборка материала, скажем, по тематическому признаку. Только анализ совокупности сведений позволяет обнаружить тот факт, что многие единичные сообщения построены в соответствии с этикетными требованиями. Ведь, как и большинство традиционных жанров средневековой словесности, саги характеризуются иерархией стереотипов, которыми пронизано всё – от мировосприятия до языка. Именно с учетом мировоззренческого уровня объясняются конкретные ситуации и вычленяются языковые клише, используемые для их описания. Выявляя в сагах стереотипные формулы, можно обнаружить их историческую основу («рациональное зерно») как за фактом их существования, так и за отклонениями от стереотипной схемы. Обнаружение такого рода формул является важным условием работы историка с сагами [88] .
87
См.: Мельникова, Глазырина, Джаксон 1985.
88
Джаксон 19786.
Непременного учета требует разрыв во времени между событием и его фиксацией, проявляющийся среди прочего в том, что зачастую авторы саг переносят явления позднего времени в более ранний период, изображая, по формулировке X. Кута, людей более древней эпохи в костюмах и с оружием XII–XIII вв. [89] На восточноевропейском материале следует со всем вниманием фиксировать те случаи, когда какие-то явления, характерные для XIII в. или более позднего времени, «опрокидываются», по выражению А. Я. Гуревича, в прошлое [90] . Необходимо учитывать также нередкие в сагах случаи переноса формульных стереотипов, выработанных при описании скандинавского материала, на совсем иную почву (ярким примером такого рода может служить изображение в ряде саг русского кормления в формах многократно описанного сагами и типологически сходного с ним древнескандинавского института – норвежской вейцлы [91] ).
89
Koht 1913.
90
Гуревич 1972. С. 32 и след.
91
Подробнее см.: Глазырина, Джаксон 1986.
Сага, как и любой нарративный источник, может быть неточна, тенденциозна, содержать ошибки и искаженную трактовку реальности. Сага не должна рассматриваться в «вакууме», т. е. в отрыве от исторической действительности. При изучении конкретного материала королевских саг необходима его тщательнейшая проверка посредством не только сопоставления саг между собой, но и сравнения сообщений саг с данными письменных источников нескандинавского происхождения и с археологическими материалами. Последний путь видится наиболее плодотворным по причине накопления к настоящему времени огромного археологического материала, характеризующего начальные этапы существования Древнерусского государства и русско-скандинавские отношения раннего средневековья [92] . Взаимопроверка источников разных жанров должна представлять собой сопоставление независимо полученных результатов, а не превращаться в своеобразный «замкнутый круг».
92
См. работы В. Л. Янина, Е. Н. Носова, А. Н. Кирпичникова, Г. С. Лебедева, В. А. Назаренко, Г. В. Штыхова, А. Сталсберг, И. Янссона и др.
Существующие издания фрагментов саг, относящихся к русской истории, неосуществленные проекты и переводы королевских саг на русский язык
В 1833 г. «Королевское общество северных антиквариев» в Копенгагене издало очень незначительным тиражом (70 экз.) в древнеисландском оригинале и в латинском переводе «Прядь об Эймунде» [93] , единственное древнескандинавское сочинение, детально описывающее деятельность скандинавских наемников на Руси, и разослало ее по различным научным центрам России. «Общество» при этом предложило «издать особое собрание всех таких Саг и разбросанных по другим сказаниям многочисленных сведений о Руси… с латинским переводом и критическими примечаниями» [94] . В 1834 г. в России вышло два перевода «Пряди об Эймунде»: первый – выполнен с латинского текста студентом Словесного отделения Московского университета Д. Лавдовским [95] ; второй – непосредственно с древнеисландского оригинала – профессором Санкт-Петербургского университета О. И. Сенковским [96] . Последняя публикация породила длительную дискуссию и возродила в обществе интерес к сагам [97] .
93
О «Пряди об Эймунде» см. подробнее в Главе 6: § 6.7 и комментарий к мотиву 8.
94
Сенковский 1834. Т. I, отд. III. С. 46.
95
Эймундова сага / Пер. с лат. Д. Лавдовского // Учен. зап. имп. Московск. ун-та. 1834. Ч. III. № 8. С. 386–401; № 9. С. 576–596.
96
Eymundar Saga. Эймундова сага / [О. И. Сенковский] // Библиотека для чтения. СПб., 1834. Т. 2, отд. III. С. 1–46 (перевод и исландский текст в нижней части страниц). С. 47–71 (примечания).
97
См. Главу 6, § 6.7, Введение.
В 1840 г. появился выполненный протоиереем Стефаном Сабининым перевод «Большой саги об Олаве Трюггвасоне», с предисловием, примечаниями и параллельным древнеисландским текстом (по AM 61 fol – с издания Торгейра Гудмундссона, К. Равна и Р. Раска – Fms. 1825–1827. В. I–III). В кратком предисловии говорится, что, хотя «против Исландских саг восстают многие из просвещенных людей в нашем отечестве», переводчик решается предложить «занимающимся Историею и Древностями России» сагу, в которой «все очень вероятно», хотя этого и нет у Нестора [98] .
98
Извлечение из Саги Олава, Сына Триггвиева. С. Ill – V.
Скандинавская сага, по образному выражению Д. М. Шарыпкина, была «участницей литературного процесса в России эпохи романтизма» [99] . Русские журналы печатали переводы саг и теоретико-литературных статей скандинавских саговедов, отечественные историки обращались за сведениями саг к трудам скандинавских историков, использовавших эти источники. Поэтому призыв, содержавшийся в статье Сенковского, открыть народную подписку и собрать «посредством добровольных приношений капитал… с тем, чтоб предложить Копенгагенскому обществу патриотическое… пособие на издержки издания» сведений скандинавских памятников по истории Руси [100] не остался незамеченным.
99
Шарыпкин 1980. С. 144.
100
Сенковский 1834. С. 47.