Испанец
Шрифт:
И все это она говорила совершенно спокойно, без слезливых истерик, без придыханий и без подступающих к горлу рыданий. Четко и внятно, словно читая инструкцию.
Maldita sea! Проклятье! Эду почувствовал, что оторопь сменилась горячим негодованием, он готов был кричать, топать ногами и крушить все подряд.
Это не женщина, это убийца! С таким же ясным лицом и с улыбкой на губах она отпилит ему, Эду, голову столовым ножом!!
Глава 8. Укрощение строптивой
«Ты с ума сошла-а-а-а! – пароходным гудком выла в голове Марины воображаемая Анька. – Ты совсем сбрендила, трясогузка кривоногая! Ты понимаешь, что делаешь?! Ты отшиваешь этого полубога, господи, этого потрясного мужика! Зачем
Анька, разумеется, все это сказала бы, добавив еще пару-тройку непечатных ругательств, но Марина понимала: на этот раз она, именно она, Полозкова, поступает верно.
«Дура ты, - беззлобно и даже грустно ругнулась она на воображаемую подругу, которая, разумеется, толкала бы ее, заставляла идти напролом совершенно безбашенно. – Не могу я так. Что ж я, дешевка, в самом деле? Вот так запросто – первый попавшийся смазливый красавчик поманил пальцем, и я снова побежала, шлепнулась на спину и раздвинула ноги?»
«Как часто тебе настоящие гранды испанские попадаются первыми? Да к тому же такие горячие?! » - упрямо зубатилась воображаемая Анька.
«Дура ты! – повторила Марина про себя. – Горячий, да, аж жжется. Да только ты же знаешь, я привыкаю быстро… влюблюсь в него по самые уши, и потом просто издохну от тоски в самолете, когда… когда надо будет улетать. Еще пару раз… встретиться с ним, - Марина даже побагровела, припоминая детали интимной встречи, - и все, влипну по самые уши. Нет, этого допустить нельзя. Лучше пусть думает, что я грубиянка, невоспитанная нахалка, пусть обидится и обозлится. Это надо пресечь сразу, это слишком опасно!»
«Что, больно хорош, жеребчик?» - язвительно спросила воображаемая Анька и смолкла.
Эдуардо, казалось, на самом деле был обижен, а если не обижен, то потрясен до глубины души, и не столько ее извинениями, сколько холодностью, сквозившей в ее голосе.
– Хорошо, сеньорита, - в тон ей, так же холодно и отчасти официально произнес он, щуря глаза с таким презрением и негодованием, что Марина была готова провалиться сквозь землю. – Забудем, что между нами был секс. Конечно, что за мелочь! Не стоит придавать этому серьезного значения, - в голосе его послышалась обида. – Но на правах хозяина дома я могу узнать ваше имя? Должен же я знать, как зовут мою гостью? Кто живет в моем доме?
«Железный аргумент», - едко заметила неуемная воображаемая Анька.
– Марина, - еле слышно пробормотала девушка свое имя, изо всех сил стараясь скрыть свое заалевшее лицо от взгляда Эду.
Тот весь подался вперед, вслушиваясь в звуки ее имени.
– Морена? – переспросил он, не расслышав, и девушка отрицательно затрясла головой.
– Марина! – более отчетливо произнесла она, и Эду, словно пробуя на вкус ее имя, повторил:
– Мари-на… Марина.
Он, склонив голову, прислушивался к звукам ее имени, примеряя его на девушку.
– Ваше любопытство удовлетворено? – Марина, наконец, осмелилась поднять на него взгляд, гордо вздернув подбородок, и Эду разве не облизнулся, припоминая, как жарко целовал эти губы (немного припухшие после страстной ночи), острый подбородочек и атласную белую шею.
– Вполне, - дерзко ответил он. Он ухватил со стола салфетку, промокнул губы, хотя ничего не сел, а всего лишь пригубил бокал с водой, и подчеркнуто яростно швырнул ее на стол, скомкав.
– Приятного завтрака! – ядовито буркнул он, поднимаясь; в дверях показалась горничная, провожающая к столу Веронику, и Марина очень пожалела о том, что начальница застала эту сцену.
– Куда же вы?- испуганно спросила Марина безотчетно. Она чувствовала себя так, словно нашкодила. Вот сейчас вернется хозяин дома, и что он подумает, увидев, что сын ушел, ничего не поев?!
– Я не голоден! – почти выкрикнул Эду, направляясь к выходу из столовой.
Вероника, которая уделила своему внешнему виду перед выходом к завтраку такое большое внимание, молча проводила Эду взглядом.
– Что это разволновался красавчик, а? – мелодичным тягучим голосом поинтересовалась она, уставившись холодными внимательными глазами на стушевавшуюся Марину.
– Он сказал, что не хочет есть, - тихо ответила девушка.
– Я слышала, что он сказал, - отрезала Вероника, встряхивая белокурыми волосами и оправляя платье. – Мне интересно, почему он так сказал. Девочка, - Вероника обычно не переходила на такой тон – хамовитый, злой, язвительный, но сегодня, кажется, был особый случай.
– Запомни одну вещь: ты здесь работаешь. В этом великолепном доме ты – работаешь. Как Мерседес, - она кивнула на тихую, безмолвную служанку, суетящуюся у стола, - как я. Как все, кто здесь находится. И отношения у тебя с хозяином этого дома должны быть чисто деловые. Ты не должна ничем отличаться от мебели с той лишь разницей, что ты говорить умеешь. А стулья – нет. Никаких личных контактов, - в голосе Вероники прозвучала сталь, светлые, искусно накрашенные глаза стали просто белыми от злости. – Мой тебе добрый совет – ты же знаешь, что я отношусь к тебе очень хорошо? – не подпускай сеньора де Авалоса к себе ближе, чем на пушечный выстрел. Я, в отличие от тебя, давно и хорошо его знаю, - на красивом лице Вероники появилась легкая гримаса досады, но почти тотчас же исчезла. – Эдуардо обаятелен и умеет нравиться женщинам. Даже если он этого не хочет. А если хочет, то он не пропускает ни одной юбки. Таких юных девочек, как ты, у него было, есть и будет еще миллион, и ни с одной ничего серьезного. Так,- Вероника махнула рукой, явно что-то припоминая, - одни циничные мужские развлечения. Ты же не хочешь стать одним из его развлечений, которые он даже не запоминает? Мне не нужны потом осложнения; слезы в подушку, истерики, трагедии… Неприятности, - Вероника внимательно глянула на Марину, так пристально, словно хотела проникнуть в ее мысли, - поездки в больницу… Здесь эти услуги стоят заоблачно дорого. Ну, ты поняла меня? И тебе эти неприятности тоже не нужны. Так что будь благоразумна, Полозкова!
– Конечно, Вероника Андреевна! – как можно более серьезно произнесла Марина. – Вы очень и очень правы!
Однако, сама своим советам Вероника что-то следовать не спешила. К завтраку она надела настолько откровенное платье, что Марина удивилась, насколько же кричащие и даже вульгарные вещи есть в гардеробе Вероники, обычно такой сдержанной и тонко чувствующей моду.
Телесного цвета платье на тонких черных бретелях, с глубоким вырезом на груди и на спине скорее напоминало пеньюар, чем одежду, годящуюся для утра. Можно было сказать, что Вероника просто вывалила на стол свою грудь, выставила ее на всеобщее обозрение. Глядя, как она нервно поправляет тонкие бретели на худеньких плечах, Марина подумала, что, похоже, Вероника-то сама крепко втрескалась в де Авалоса, с той лишь разницей, что предмет ее воздыханий старший, и он, кажется, не обращал на нее внимания вообще. Он был подчеркнуто вежлив с гостьями и очень предупредителен, но, в отличие от чересчур темпераментного сына, очень холоден к Веронике как к женщине. Марина могла поклясться, что даже если Вероника явилась бы к столу голой, сеньор Педро даже и бровью бы не повел и сделал вид, что все так и должно быть. И Вероника это знала; знала и мучилась от непробиваемости старшего де Авалоса. А видя, что младший что-то чересчур резко реагирует на Марину, которую знает всего один день, она вполне могла просто-напросто приревновать ее к благородному семейству.
Наверное, это очень обидно – видеть, как другой так легко дается то, за что она, Вероника, неглупая, целеустремленная, хваткая женщина так долго и так напрасно бьется вот уже который год. И с каждым разом методы обольщения становятся все более откровенными и оттого все более жалкими, а в светлых глазах Вероники все чаще проскальзывало отчаяние, потому что она проигрывала не только де Авалосу, но и времени. Моложе она не становилась, и это не придавало ей больше уверенности.
***
После завтрака де Авалос и Вероника отправились на какую-то прогулку. Мужчина был чем-то озабочен, а потому рассеян и невнимателен, и Вероника, мигом почуяв эту слабину, вцепилась в него всеми силами, и каким-то образом ей удалось уговорить его свозить ее в город, посмотреть достопримечательности.