Испания. Горы, херес и сиеста
Шрифт:
На одном холме было выведено крупными белыми буквами: «Деньги ведут к предательству». Я призадумалась и сбавила скорость. Проехав еще пятьдесят метров или чуть больше, увидела еще граффити: «Предупрежден — значит, вооружен». А потом самые последние: «Никто не любит быть запертым в собственном доме».
Что же могло подтолкнуть людей на создание таких граффити? Поднимаясь все выше и выше, я сочинила такую историю:
Гора-Мужчина женится на Горе-Женщине. Они двоюродные брат и сестра, но об этом не задумываются, потому что они — горы и живут уединенно. Двоюродный брат все-таки лучше, чем какой-нибудь дурак. Горы являются для них домом. Им много не требуется для жизни. Они разводят свиней и овец,
Паломник Педро рассказывает Горе-Женщине о мире, который существует за пределами гор, об оживленных улицах, где полно баров и ресторанов, и о модных дамах, которые покупают свитера в магазинах.
— Если хочешь, — говорит он, — я могу прокатить тебя намоем автомобиле, «сеате» восемьдесят восьмого года выпуска, и показать тебе мир за пределами гор.
Гора-Женщина чувствует, как ее душа наполняется теплом и светом. Раньше она никогда не ходила по магазинам, но слышала, что на это нужны деньги.
— Или ты дашь мне столько денег, чтобы я смогла купить себе свитер в магазине, или я уеду в Мадрид с паломником Педро, — призналась Гора-Женщина своему мужу. — И не говори, что я тебя не предупреждала.
В жестяной консервной банке, где он хранил деньги, не оказалось столько, сколько ей было нужно.
Он очень расстроился и поэтому пошел куда глаза глядят. Когда он вернулся домой, двери их дома были заперты, хотя их никогда не запирали. Гора-Мужчина даже не знал, что у них были ключи. И он решил бросить все и уйти.
Ну, по крайней мере, эта история отвлекла меня от трудного подъема в гору.
День предстоял чудесный: голубое небо, медленные нескончаемые подъемы и головокружительные спуски. Когда рано утром я стартанула на велосипеде из Бургете, на улице не было ни души. Воздух освежал и бодрил, потому что ночью случились заморозки, а утром температура поднялась чуть выше нуля, но потом стало заметно теплеть — на чистом, ярко-синем небе вставало солнце. Когда я повернула налево, оказалась на том самом месте, которое описывал Хемингуэй. Вокруг царило полное безмолвие, но вдруг его нарушило тихое ржание лошадей на лугу. Они галопом поскакали к изгороди, чтобы поприветствовать меня, резко вскидывая головы и фыркая. Из ноздрей валил пар. Они на своем лошадином языке говорили мне, что сегодня меня ждет фантастический день.
Я крутила педали, двигаясь по горным дорогам, по темно-зеленым пастбищам. То там, то здесь виднелись белые прямоугольники ничем не примечательных домов. Эти дома, одиноко стоящие на склонах гор, казались заброшенными. Интересно, здесь кто-нибудь живет? Может быть, они принадлежат семьям фермеров, дети которых на рассвете отправляются в школу, находящуюся далеко отсюда. Когда подъехала совсем близко, я увидела перед собой небольшой табун из шести лошадей. Среди них были два жеребенка и одна кобыла, которая ждала прибавления. Они двигались рысью.
Когда я добралась до второго перевала, все еще стояло утро. Там я решила перекусить — у меня был с собой банан. Да, подумала я, мое путешествие протекает не так уж и плохо. Я пристально вглядывалась вдаль. Передо мной открывался живописный вид на Пиренеи. Эти величественные горы занимали все пространство вокруг, и их невозможно было окинуть взглядом. Я была на седьмом небе от счастья, ведь добралась сюда сама, без чьей-либо помощи. Я гордилась собой.
Сегодня была пятница. В Гонконге подходили сроки сдачи материалов нашего журнала. А я находилась здесь, в одном из самых изумительных мест в мире. Я мчалась на своем велосипеде, и тишину нарушали лишь тихое ржание одинокой лошади или еле слышный щелчок переключения скоростей велосипеда. В Гонконге уже было шесть часов вечера, и рабочие материалы должны были быть готовы к сдаче, но я не была уверена в этом. Я представила себе, как наш шеф пытается успокоить типографского работника, готового убить всех. «Полегче-полегче! Не кипятись!» — говорит он. А главный редактор в свою очередь пытается успокоить нашего шефа: «Да, дорогуша, конечно, дорогуша, в любой момент, дорогуша!» Так он пытается перевести удар со своих сотрудников на себя. Издатель злобно смотрит, как из-под рук типографского работника выходит первый сигнальный дизайн-макет журнала с броскими, колкими заголовками, и кричит: «Кто, черт возьми, сделал эту ужасную фотографию? Передайте ему, что он уволен! Пусть немедленно выметается отсюда!»
А может, мне сейчас им позвонить с мобильного, прямо отсюда, с вершины горного перевала, и рассказать им, как прекрасно я провожу время? Нет, наверное, не стоит.
Я села на велосипед и начала спускаться. Спуск был невероятно крутым и опасным. На меня снова подействовали эндорфины: бурная радость охватила меня — это было сродни эйфории, которую испытываешь на большой высоте. От бешеной скорости у меня захватило дух, а ветер был такой силы, что у меня звенело в ушах.
— Я свободна, я свободна! — выкрикивала я изо всех сил в никуда, продолжая мчаться вниз.
В тот день я ночевала в доме некой доньи Алисии в Ронкале, довольно мрачной деревушке с домами, плотно стоящими друг к другу, находившейся в самой восточной части Пиренеев, в Наварре. Донья Алисия уже несколько лет была заядлым коллекционером. Все стены ее столовой были сплошь увешаны декоративной посудой — горшками и расписными тарелками. На них отбрасывала тень огромная голова кабана, покрытая черной щетиной. Казалось, что она искоса поглядывала на всех, кто входил в дом. Пасть кабана, слегка приоткрытая, обнажала два страшных клыка. Я не осмелилась спросить донью Алисию, сама ли она застрелила, а может быть, задушила этого зверя. Если бы так оно и было, то имело смысл расплатиться с ней за ночлег заранее.
То, что донья Алисия была страстно увлечена коллекционированием, не было ее прихотью. На протяжении веков испанцы испытывают к этому занятию особую слабость и интерес, причем как представители высших чинов, так и простые люди. Некоторые из предков доньи Алисии коллекционировали более странные вещи. Король Испании Филипп II, находившийся у власти во второй половине XVI века, стал известен в истории благодаря своему спартанскому образу жизни. Он был суров и жесток в борьбе с мусульманами и протестантами. «Если бы мой сын был против католической церкви, я бы сам принес охапку хвороста и сжег его на костре», — заявил Филипп.
В то же самое время он очень любил заниматься коллекционированием книг и картин. Среди живописных полотен выделялась картина под названием «Сад земных наслаждений» Иеронима Босха, висевшая над его кроватью. Эта картина считалась греховной, хотя ее владелец слыл набожным человеком. Кроме того, у Филиппа была большая коллекция частей тела в растворе формальдегида: сто три отрубленные головы, включая голову святого Лаврентия, большая коллекция рук и ног, а также пальцев рук и пальцев ног. Можно предположить, что это были останки язычников, то есть своего рода религиозные реликвии.