Испания
Шрифт:
– Ты оптимист?
– Стараюсь.
– А я считаю оптимизм прерогативой незнания.
– Значит, ты не ждешь ничего хорошего?
– Нет. Или случится чудо.
Ласковый, даже, сказал бы я, приторный голос диктора (они все в аэропортах актерствуют) развел нас к разным дверям: приятель летел в Бонн, я - в Мадрид.
П е р в ы й с о с е д: Интересно, сколько они продержатся?
В т о р о й: Падение нового кабинета - вопрос дней.
Т р е т и й: Кабальеро, не надо оббегать события: армия, полиция, "гвардия сивиль" служат тем, кому небезразлично будущее нации.
В т о р о й: Вы не правы - забастовки сотрясают Испанию. Такого раньше не
П е р в ы й: Скажите об этом полицейскому, когда приземлимся в Мадриде. Хотел бы полюбопытствовать, кто вам принесет передачу в камеру тюрьмы Карабанчель.
Т р е т и й: Кабальеро, вы, верно, давно из Испании. Вас там не было месяц, со времен Франко? Я прав? Вот видите. Сейчас в Испании можно говорить все, что угодно, - вас, к сожалению, не посадят. А ведь нашей горячей, склонной к словесам нации, надобен кнут; неконтролируемая демократия чревата для нас хаосом.
В т о р о й: Знакомые слова! "Старый борец"? Принадлежите к "фаланге"?
Т р е т и й: Принадлежу Испании. В отличие от красных, которые продались Москве.
...Спор между моими соседями, начавшийся в "Боинге", когда мы пересекали Пиренеи, грозил перейти в рукопашную. Однако зажегшееся табло (самолет шел на посадку) все поставило на свои места: НТР - она везде НТР; "привяжите ремни" непререкаемо.
...Утренний декабрьский Мадрид (как, впрочем, и январский) двуцветен: тяжелая синева уходящей ввысь холодной (бр-р-р, градус ниже нуля) ночи, и легкая, высвечивающая самое себя изнутри, постепенная, акварельная розовость, которая часами к двенадцати исчезнет, как исчезнет и ночная синева, и сделается пронзительно-желто-солнечно, а потом воздух станет теплым, и до сумерек будет хранить в себе постоянную константу красного - таков цвет здешней земли.
Первое, что бросится в глаза каждому, кто бывал в Испании раньше, - это отсутствие портретов Франко. Второе: почти полное отсутствие эмблем фаланги их заменили на королевские стяги. Третье: обложки журналов пестрят злыми карикатурами на министров - такое раньше было немыслимо здесь; свобода слова в Испанию пришла без декрета, но пришла, сие - данность. Четвертое: терпимость полиции - не поигрывают дубиночкой, не буравят каждого тупым, подозревающим жандармским взором, а силятся быть учтивыми -- от новой власти получение указание, что теперь нельзя грубо, за это бранят, надо, чтоб все было "культурно и в рамках". (В демонстрантов можно стрелять, но лишь резиновыми пулями.)
Бросится в глаза еще большее количество машин - здесь ныне производят уже более миллиона автомобилей в год (развитие автоиндустрии властно диктует свою волю: ранее вдоль всех дорог стояли страшные плакаты - разбитая машина на обочине и крик ребенка - "Папа, езди на поезде!" Теперь нет, сняли). Бросится в глаза еще более ускорившийся ритм жизни; множество иностранцев, толпящихся в международном аэропорту Баррахас; бросится в глаза, что в Мадриде нет баррикад, что люди - как и раньше - деловито спешат на работу, а ведь всего три часа назад вы читали во французских и английских газетах, что столицу Испании сотрясают забастовки, что полиция разгоняет манифестации с требованием амнистии и демократических реформ. Что ж, нет всего этого?
Если согласиться с тем, что архитектура - зеркало национального характера, тогда особость Испании станет понятной, когда вы заглянете в старом районе в махонькую, тяжелую,
...Для того чтобы поставить сруб, надо понять высший смысл "золотой середины". Так же, видимо, следует относиться и к многоэтажному дому, к городу, стране - исходя из основополагающей препозиции правды, а правда - это не то, когда выдаешь желаемое за действительное, это не то, когда, наоборот, закрываешь глаза на то, что не нравится; правда - по старой русской плотницкой присказке - это "пять к семи", то есть срез от конька к фундаменту, с точным обозначением всех "за" и "против", ибо только в этом случае можно вывести более менее объективную перспективу и оценить вероятие тех или иных возможностей.
Воистину пресса - зеркало страны! Утром, отоспавшись после перелета, вышел из "Сентра Колон", где я обычно останавливаюсь, и купил все газеты и журналы, какие только были у киоскера. Бумагу здесь не экономят: какая-нибудь спортивная газетка выходит на шестнадцати полосах. Я называл издания, киоскер хмуро подбирал мне огромную пачку. Но, услышав, что я прошу и "Фуэрса нуэва", не смог (или не захотел) скрыть усмешки: "Фуэрса нуэва" - фашистское издание депутата кортесов Бласа Пиньяра.
Дома начал неторопливо, со словарем, просматривать номер за номером. Выписал основные темы, которым посвящены наиболее броские материалы:
1. Министр иностранных дел Ареильса (я встречался с ним, когда еще он был известен как граф Мотрико, лидер умеренной оппозиции) заявил во время своего визита в Париж, что коммунисты, живущие в эмиграции, имеют право на испанский паспорт, как и все другие испанцы. "Вопрос их идеологии - это уже другое дело".
2. Блас Пиньяр сказал, что любого коммуниста, которого "впустят в страну безответственные элементы (кто? Ареильса? Ничего себе времена пошли, ежели эдак-то о королевском министре!), встретят пулеметные очереди тех, кто верен заветам великого каудильо".
3. На первой полосе "Информасьонес": "Вилли Брандт принял нелегального лидера Социалистической рабочей партии Испании Филипе Гонсалеса" и имел с ним дружескую двухчасовую беседу. (В Испании, да чтоб о нелегальном на первой полосе столичной газеты?! Мыслимое ли это раньше дело?!)
4. В газете "Йа" - одной из крупнейших в стране - дана карикатура на Ареильсу: тот, словно портной, прикалывает этикетку к платьицу, которое еле-еле прикрывает срам девицы весьма фривольного вида: "Новая модель Испании".