Испанская новелла Золотого века

де Вега Лопе Феликс Карпио

И вот принялись снаряжать в дорогу принца и его свиту, куда входила самая родовитая знать Барселоны и всей Каталонии: графы, виконты, бароны и рыцари, собираясь в путь, тратили несметные богатства, чтобы не посрамить своего сеньора, показавшись с ним в Сицилийском королевстве.

В день, назначенный для отплытия, уже стояли в преславной барселонской гавани восемь галер, специально построенных на верфях каталонской столицы: были они, в особенности флагманская, украшены пестрыми флажками, расшитыми вымпелами и роскошными стягами, а также снабжены в изобилии всем потребным для плавания, не говоря уже о солдатах, пушках, умелых и опытных гребцах. Остается добавить только, что у достославного принца, который едет нынче жениться в Сицилию, было на службе три дворянина, происходивших из самых знатных в Каталонии семей: их он очень отличал и особенно жаловал; но, к немалому удивлению других придворных, все трое между собой пребывали в добром

согласии, не завидуя друг другу и не входя в раздоры, — все это благодаря разумному обращению с ними их сеньора, который поровну оделял их милостями и знаками внимания, так что ни один не мог пожаловаться; звали дворян дон Уго, дон Гильен, а третьего — Гарсеран. Они приготовлялись более тщательно, нежели прочие, дабы всех затмить на предстоящей свадьбе, и потому замешкались в своих имениях, пошивая наряды и взимая подати, не без стеснения для вассалов, ибо они-то в подобных случаях и обеспечивают собственным имуществом траты господ.

О дне отплытия было им сообщено заранее, но, как они ни старались, к сроку прибыть не удалось: для них вместе с отборными гребцами оставлена была одна из лучших галер, с тем чтобы на другой день могли они пуститься в путь и догнать остальных в первом порту, где свадебный кортеж принца остановится на ночь. В день отплытия отважный дон Ремон попрощался с отцом и, получив благословение, взошел на корабль вместе с дворянами своей свиты, которые разместились на восьми галерах так, как им было назначено.

Хотел было и дон Джофре, внебрачный сын графа, сопровождать брата по такому случаю и побывать на его свадьбе, однако же отец, зная его крутой и нелюбезный нрав, не дал на то своего согласия, чем дон Джофре был крайне раздосадован, из каковой досады воспоследовали немалые смуты, как мы с вами после увидим.

Звонким и радостным залпом изо всех орудий встретили галеры своего принца; с берега тоже палили пушки, и множество музыкантов играли воинственные гимны, а корабли, поставив паруса по ветру и погрузив весла в волны, пустились в путь при благоприятствующей погоде; и чувствовал себя благородный дон Ремон счастливейшим из людей: минуты казались ему сутками, а сутки — месяцами, покуда не мог он насладиться видом желанной своей королевы; то и дело вынимал он ее портрет, который всегда носил на груди на цепочке, и подолгу созерцал его. Радость слегка омрачалась тем, что три его любимца опоздали и не смогли выехать вместе с ним, но все вокруг уверяли, что и двух дней не пройдет, как они догонят галеры в первом же порту, где те встанут на якорь.

Однако против ожиданий дворяне еще на два дня задержались с отплытием и принца догнать не смогли, как вы впоследствии о том услышите. Вот уж третью неделю под попутным ветром бороздили галеры светлую гладь бескрайнего Нептунова царства, как вдруг переменчивая Фортуна, которая еще недавно, обратив к каталонцам благосклонный взор, казалось, споспешествовала их стремлениям, обещая счастливое плавание и тихую гавань, нынче явилась во гневе, дабы не забывали о ее непостоянстве: стала скликать неистовые ветры и морщить безмятежную гладь Тирренского моря, взрастив наконец водяные горы, которые в дерзком стремлении к небесам то заставляли корабли, потерявшие друг друга в буре, коснуться высоких туч, то, напротив, погружали их глубоко в морскую пучину. Слоистые облака покрыли небо, и из мрачного их лона извергались обильно и непрестанно потоки дождя. Всех охватило смятение и ужас: кормчие оставили кормила, матросы метались по палубе, прилежные гребцы, не слыша свистка растерянного боцмана, уж не погружали весел в воду; волны росли, вздымаемые разъяренным ветром, и корабли то опускались под изогнутые своды лазурного царства, то устремлялись к небесным сферам. Отважный дон Ремон всячески старался укрепить дух своих товарищей, но, видя, как кормчие, матросы и гребцы дрожат за свои жизни и кричат о неминуемом крушении, все убоялись пагубного конца; так оно и вышло — десять часов мотало их по волнам, и неподалеку от Мессины, при входе в бухту, отстоявшую от гавани на две мили, флагманская галера, а с ней еще три, наскочили на рифы и разбились об острые выступы скал, отчего и затонули, поскольку попало в трюмы много воды, а при всеобщем смятении никто не подумал прибегнуть к насосам; ни один из тех, кто был на галерах, не спасся; лишь отважный дон Ремон, которого небо сберегло для того, чтобы он правил Сицилией вместе с прекрасною королевой, увидев неминуемую свою погибель, скинул одежду, оставшись в исподнем из тонкого голландского полотна, ухватился за бревно, отломившееся от галеры, и, отдавшись на волю разъяренных волн, изо всех сил стал загребать руками, пытаясь добраться до суши.

Жалостную эту картину наблюдали с берега три рыбака, чьим единственным достоянием были утлый челнок да несколько латаных сетей, с помощью которых добывали они пропитание для своих семей, живших в ближней деревушке; заметив среди разбушевавшихся волн человека, более счастливого, нежели

его спутники, ибо он, ухватившись за бревно, тщился поддержать свою жизнь в надежде на помощь, захотели они отсрочить его кончину и решились, несмотря на опасность, покинуть берег; отвязали они челн, столкнули его в воду и очень скоро достигли места, где храбрый юноша из последних сил сражался с неистовыми валами. Бросили ему конец веревки, за который он ухватился, и вот, благодаря милосердию троих рыбаков, сменил наконец бревно, свое ненадежное судно, на безопасный челн. Как мог, поблагодарил добрый каталонец за христианскую помощь и прибавил, что вознаградит их небо, ибо сам он сейчас в таком положении, что и за столь благое дело отплатить не в силах.

Так выбрались они на сушу, и рыбаки отвели несчастного в свою убогую хижину, где развели огонь, тепло которого вместе с изношенным плащом, что дали спасенному, дабы прикрыть наготу, укрепили его пошатнувшийся было дух, и снова стал он благодарить рыбаков за радушие, какое он в их бедном жилище встретил. Спасаясь от ударов злополучной судьбы, сберег дон Ремон лишь перстень и портрет, присланные прекрасной Кассандрой; обе эти вещи спрятал он так, чтобы рыбаки не увидали. Спросили его, кто он таков, и он, отрекшись от звания, сказался купцом из Каталонии: плыл-де он вместе с принцем в Сицилию на одной из его галер и вез разные товары, дабы выгодно продать их на королевской свадьбе; все, кроме него, погибли, никто не спасся; весь груз его также затонул, о чем он ничуть не жалеет, коль скоро сам остался в живых. Вновь посетовали простодушные рыбаки на злую его судьбину, в изумление же их повергло то, что это каталонский принц и его люди потерпели крушение, ибо, желая повеселиться на королевской свадьбе, все здесь с нетерпением ждали его прибытия.

Добросердечные рыбаки старались, как могли, развеять грусть мнимого купца, всячески его утешая; пробыл у них дон Ремон два дня, а на третий сказал, что надумал идти в Мессину, где якобы знает одного купца, с которым ведет дела и который приютит его на время, пока вести о несчастий не достигнут родины и не поспеет оттуда помощь; рыбаки его проводили, показали, куда идти, и в дорогу дали всю пищу, какая была у них припасена на этот день; и вновь поблагодарил их дон Ремон. Побрел наш каталонский принц по дороге, которую ему указали, горюя и сокрушаясь — да и как было не сокрушаться тому, кто лишь недавно отплыл от родных берегов со свитою столь пышной и богатой, что подобной еще не видала Европа, а теперь утонули все его люди, он же, великим чудом избежав гибели, остался один, безо всякой поддержки, бос и наг, если не считать дырявого плаща, данного из жалости сердобольными рыбаками. Подумывал принц, не сообщить ли королеве о постигшем его несчастье, чтобы она за ним прислала людей; однако претила ему эта мысль: счел он позором для своей державы и уничижением исконной испанской гордости то, что чужеземцы, которыми будет он управлять, связав себя брачными узами с их законной повелительницей, впервые увидят его в столь жалком обличье — нет, лучше будет укрыться в прибрежной деревеньке и поглядеть, не явится ли туда какая-нибудь галера, отнесенная бурей, но избежавшая участи тех, что были с ним, ведь если корабль уцелел, моряки непременно приведут его к берегу, чтобы осмотреть повреждения, нанесенные жестоким штормом.

Порешив на том, отправился далее злосчастный принц и вскорости вышел на зеленую лужайку, у края которой виднелась малая деревушка; здесь, наслаждаясь свежестью и прохладой, пасли сельчане свои тучные стада. С ними была милая девушка, которая скот не пасла, а носила еду из дома, чтобы работники с пастбища не отлучались и не оставляли овец без ухода и присмотра. Подойдя к пастухам, стойкий каталонец поздоровался с ними дружески и спросил, что это за селение и далеко ли отсюда до столицы; отвечали ему, что селение зовется Флореспина, а до столицы отсюда двадцать миль.

— Найдется ли кто-нибудь в этой деревне, — осведомился злополучный юноша, — к кому бы я мог поступить на службу? Ибо я спасся вплавь во время жестокой бури, и нищета вынуждает меня искать заработка для поддержания жизни.

Тут отозвалась девушка:

— Если не претит вам занятие пастуха, то знайте, что мой отец владеет большей частью овец, пасущихся на этих лугах, и работник нам нужен, ибо два дня тому умер один из наших пастухов, и некому теперь позаботиться об отаре, которая ему была поручена; если вы не против, я попрошу отца вас нанять, ибо вы, сдается мне, человек честный.

— Очень меня обяжете, милая пастушка, — ответил дон Ремон, — если замолвите перед отцом за меня словечко.

— Охотно, — сказала она, — сделаю это: горько мне глядеть на вашу беду, и одного лишь я желаю — чтобы ремесло, которое вы избрали, пособило вам в вашей нужде.

— Да наградит вас небо за доброту, — молвил Дон Ремон, — и за помощь, которую вы готовы мне оказать; даю вам слово, что покуда останусь я на службе у вашего отца, пребуду покорным вашим слугою, ибо полюбились вы мне сразу, как только я вас увидал.