Испанская серенада (Закон мести)
Шрифт:
ГЛАВА 4
Она проснулась от неясной тревоги. Открыла глаза. В предрассветном полумраке блеснули глаза Рефухио. Он лежал, опираясь на локоть, и смотрел на нее. Чуть смущенная улыбка играла на его твердо очерченных губах.
— Доброе утро, — тихо сказал он. — Я выкупался под дождем, чтобы смыть с себя овечий запах. У вас теперь нет повода для жалоб.
Пилар хотела быть уверенной, что ее голос звучит спокойно и твердо, поэтому чуть помедлила с ответом:
— Ошибаетесь.
— В чем дело, душа моя? Я был уверен, что сон улучшит ваш внешний вид,
— У меня нормальный характер! Вы обещали!..
— Под страхом конфискации имущества. И разве я обманул вас?
Она взглянула на него. Странное чувство теснило ее грудь. Она ощущала его твердое, мускулистое тело, прижавшееся к ней. Его левая рука лежала на ее талии. Возможно, он просто приспосабливался к ширине кровати, но это было похоже на объятие. На нем была рубашка — это все, что она могла видеть. Лежал ли он поверх одеяла или же укрывшись им — она не знала. Ей хотелось выяснить это, но она боялась выдать свое беспокойство и сосредоточила внимание на черных кругах его зрачков, на длинных загнутых ресницах, на жестких бровях.
— Вы прекрасно знаете, что сказали мне. Вы пообещали, что я одна буду спать в этой постели.
— Откуда я мог знать, что встречу два десятка людей, которым необходимо переночевать в сухом месте? За занавеской, клянусь вам, не найдется места даже для новорожденного щенка! Кроме того, я должен был убедиться, что вас не потревожили новоприбывшие. Для меня вопрос чести, чтобы вас ничто не беспокоило. Так что я выбрал наиболее простое решение проблемы.
— И несомненно, думали, что я буду благодарна?
— Нет, но я надеялся на понимание. Она подытожила:
— Значит, я стала богаче и теперь у меня есть сундук, наполовину полный серебра.
— Наполовину пустой. Однако условие было иным — вы должны остаться непотревоженной, но не обязательно в полном одиночестве. Скажите мне, когда я присоединился к вам, а также почему вы позволили мне это сделать, — и можете забирать серебро.
Он возмутительно быстро и хитроумно расставлял ловушки. Двумя короткими фразами он показал, что она не в состоянии сказать, когда он пришел. Ведь если бы она была разбужена, то ни за что не позволила бы ему остаться. Опровергнуть его утверждение не представлялось возможным, ибо тогда он мог бы поинтересоваться, почему она не возражала против его вторжения. Единственным объяснением могла быть ее усталость, но она чувствовала, что подобный ответ весьма далек от истины. Если она сама сознавала несостоятельность возможных возражений, то как она могла спорить с Рефухио?
— Вы — самый… — начала она и запнулась, вспомнив, что этот человек спас ей жизнь и, более того, не дотронулся до нее, проведя рядом всю ночь. По крайней мере, она надеялась, что не дотронулся.
— Ну, не смущайтесь, — подбодрил ее разбойник. — Я коллекционирую эпитеты, которыми меня награждают, причем предпочитаю нетрадиционные. Скажите мне что-нибудь, чего я еще не слышал!
В полумраке он наблюдал за Пилар. Она упрямо сжала губы, решив ничего не говорить. Внезапно ему до боли захотелось поцеловать ее, и сердце бешено забилось.
Эта девушка была прекрасна. Блестящие волосы разметались по подушке. Мягкий утренний свет отражался в ее темных глубоких глазах. Он видел многих женщин, и среди них были те, кто мог бы соперничать красотой с Пилар. Ситуация, в которой оказались они с Пилар, была в высшей степени провокационной, но обычно подобные ситуации не вызывали у него столь яростного желания. Правда, Пилар была более утонченной, нежели женщины, с которыми ему приходилось сталкиваться в последние несколько лет, но что из этого?
Он не лгал, объясняя причины своего нахождения здесь. Он мог бы уйти до ее пробуждения, и, более того, так он и собирался сделать. Но затем ему неожиданно захотелось узнать, что она за человек. Теперь он видел, что она решительна, честна и не склонна визжать по любому поводу. Но разве это все? Разве он не хотел выяснить, как она будет реагировать на него в более интимной обстановке, не в комнате, полной людей, и не верхом на лошади? Но пора было прекращать анализировать, бывают моменты, когда анализ собственных мыслей и дел не нужен и неуместен.
Он отбросил покрывавший его плащ. Легким, гибким движением поднялся на ноги и взял ее за руку.
— Вставайте, в Кордове сияет солнце, и ваша тетка ждет вас.
Он поднял Пилар так быстро, что покрывало из овечьих шкур соскользнуло, и свободное широкое бархатное одеяние распахнулось на груди. Почувствовав холодное дуновение, Пилар отшатнулась, вырвалась из его рук. Потеряв равновесие, она чуть не упала, но он подхватил ее. Его руки скользнули по теплому телу Пилар, он прижал ее к себе. На секунду они замерли, его пальцы гладили атласную кожу, пробегая по спине. Его взгляд упал на безупречно округлую грудь, сквозь матовую кожу которой просвечивали голубые жилки, на ее шелковистые волосы, упавшие на его руку. Под бронзовым загаром краска бросилась ему в лицо. Пилар, видя это, положила руку поверх его руки, чувствуя, как кровь приливает к голове. Она была напугана странным, неожиданным ощущением, поднимавшимся откуда-то из глубины.
Задохнувшись от возмущения, она отпрянула назад.
— Вы…
— Нет, — резко ответил он. — Я не хотел этого. Может, я был неловок и бестактен, но я не намеревался даже в мыслях оскорбить вас, клянусь честью.
Его объятия ослабели, давая Пилар возможность вновь опуститься на постель. Она сжалась, стискивая халат на груди. Темно-карие глаза встретили взгляд серых глаз и увидели в них замешательство и грусть; она заметила, что его плечи распрямились, будто он готовился к ее презрению или гневным крикам.
Пилар наконец поняла, что он действительно не собирался оскорбить ее. Она пристально посмотрела ему в лицо.
— Я верю вам.
— В самом деле? — Он испытующе глядел на нее.
— Мне больше ничего не остается, — с достоинством пояснила она.
— Но почему?
— Я воспользовалась вашим… гостеприимством. Уверена, что Карранса не станет навязываться женщине, которую он приютил.
— Ах, мое гостеприимство…
Они прекрасно поняли друг друга. Она признавала за ним полное право достойно носить имя древнего рода, видела в нем гранда, и это накладывало на него многочисленные обязательства. В свою очередь, он обязан был свято блюсти кодекс чести и выполнять эти обязательства.