Испанские нищие
Шрифт:
Лейша пристально посмотрела в худое лицо на экране видеофона, дивясь неповоротливости и мелочности ума, которому предстояло переделать мир. Был ли Ньютон таким? А Эйнштейн? Каллингвуд? Пожалуй. Эйнштейн никак не мог запомнить название железнодорожной станции, возле которой жил; Каллингвуд, гений практического использования И-энергии, постоянно терял туфли и месяцами не менял простыни. Уолкот – типичный, хотя и редко встречающийся вид. Иногда Лейше казалось, что процесс интеллектуального созревания заключается в открытии того факта, что редкие и даже уникальные случаи – всего лишь члены изредка встречающихся рядов. Она позвонила в «Самплис» и настояла на встрече в семь утра.
Директор Лоренс Ли оказался загорелым, интересным мужчиной. Головная повязка итальянского шелка, однако, не слишком соответствовала его возрасту. Дружелюбием, как и предсказывал Уолкот, от него и не пахло.
– Наши исследования, какие бы они ни были, принадлежат НАМ, черт побери! Эти два… ИССЛЕДОВАТЕЛЯ работают на меня, и не советую всяким там шустрым адвокатам забывать об этом!
Лейша была единственным «шустрым адвокатом» в поле зрения. Юрисконсульт фирмы «Самплис», Арнольд Сили, агрессивный человек с тяжелым взглядом, был для Лейши легкой добычей. Она перегнулась через стол.
– Я не жалуюсь на память, мистер Ли. По делам о научных разработках, особенно имеющих коммерческое применение, существуют прецеденты. Доктор Уолкот не входит в ту же категорию работников, что и плотник, ремонтирующий ваше крыльцо. В контракте, подписанном доктором Уолкотом с «Самплис» при приеме на работу, также есть неясности. Полагаю, у вас есть экземпляр этого документа, мистер Сили?
– Ах, нет… подождите…
– Почему же? – резко бросил ему Ли. – Где он? Что там сказано?
– Мне нужно проверить…
Лейшу захлестнула досада – как всегда, когда она сталкивалась с некомпетентностью. Она сдержалась; дело слишком важное, чтобы ставить его под угрозу несвоевременной демонстрацией своих эмоций или своего плохого настроения. Ли, Сили и Уолкот, держащие в своих неумелых руках восемь дополнительных часов в день для сотен тысяч людей, листали электронные записные книжки в поисках контракта.
– Нашли? – резко спросила Лейша. – Хорошо, второй абзац, третья строчка…
Она объяснила им неудачно сформулированные положения контракта, рассказала в качестве примера о постановлении суда по делу «Боинг против Фейна». Сили шарил тяжелым взглядом по экрану, барабаня пальцами по столу. Ли кипел. На губах Уолкота играла хитрая улыбочка. Только Херлингер, двадцатипятилетний ассистент, слушал с пониманием. Плотный и уже лысеющий ученый, Херлингер был бы похож на головореза, если бы от него не исходило какое-то горькое достоинство, стоически переносимое разочарование. Это не вязалось ни с его молодостью, ни с колючей эксцентричностью якобы гениального Уолкота. Совместная работа этих людей представлялась ей маловероятной.
– …я предлагаю уладить дело с патентами, не доводя до суда.
Сили быстро спросил:
– На каких условиях? Процент или фиксированная сумма?
Лейша сохраняла бесстрастность.
– Нам предстоит выработать эти условия, мистер Сили.
– Если вы собираетесь выманить у меня то, что принадлежит фирме… – Ли почти сорвался на крик.
Сили спокойно обернулся к нему:
– В вопросе о том, кому именно принадлежит фирма, акционеры могут не согласиться с вами.
В число «акционеров» входило Убежище, хотя Ли мог и не знать, что Лейше это известно. И Лейша, и Сили ждали, поймет ли Ли ситуацию. До него наконец дошло. Он метнул в Лейшу высокомерный, но испуганный взгляд. Давненько она не встречала таких противных типов!
– Может быть, – сказал Ли, – мы могли бы поговорить об урегулировании. На моих условиях.
– Прекрасно, – Лейша поняла, что дожала его.
Уолкот проводил Лейшу и ее телохранителя к машине.
– Они согласятся?
– Похоже, – ответила Лейша. – У вас любопытные коллеги, доктор.
Он настороженно смотрел на нее.
– Директор забывает, что руководит компанией, которая служит обществу; адвокат не в состоянии составить приличный контракт о найме, а ваш ассистент, работающий над генетикой Неспящих, уезжает на скутере фабрики «Мы спим».
Уолкот небрежно махнул рукой:
– Он еще молод. Не хватает денег на машину. И разумеется, если наши результаты подтвердятся, движение «Мы спим» исчезнет само собой. Никому не придется спать.
– Кроме тех, у кого не хватит денег на операцию. Или на машину.
– Вам больше пристало агитировать за другую сторону, мисс Кэмден, – усмехнулся Уолкот. – За экономическую элиту. В конце концов очень немногие могут позволить себе иметь неспящих детей.
– Я не агитирую, доктор Уолкот. Просто уточняю. – Чем-то неуловимым он напоминал Ли.
Уолкот махнул рукой:
– Наверное, вы иначе не можете. Раз уж вы адвокат…
Она так хлопнула дверцей машины, что телохранитель подпрыгнул.
Лейша опоздала в суд. Судья уже с раздражением оглядывался по сторонам.
– Мисс Кэмден?
– Прошу прощения. Ваша честь. К сожалению, меня задержали дольше, чем…
– Впредь не задерживайтесь, адвокат.
– Хорошо, Ваша честь.
Зал был почти пуст, хотя дело предстояло весьма интересное. Пути миграции рыбы не слишком привлекают прессу. Кроме представителей обеих сторон и юристов Лейша заметила какого-то репортера, работников федеральной службы охраны окружающей среды и аналогичной службы штата, трех юношей-студентов, то ли правоведов, то ли экологов, одного отставного судью и трех свидетелей.
И Ричарда Келлера, которого она пригласила в качестве эксперта. Но его выступление состоится только завтра.
Он сидел сзади, прямой, словно аршин проглотил, в окружении четырех телохранителей. Наверное, так бывает, когда живешь в Убежище безвылазно – остальной мир начинает казаться гораздо опаснее, чем в действительности. Ричард поймал ее взгляд. Лейша почувствовала холодок в груди.
– Если вы наконец готовы начать, адвокат…
– Да, Ваша честь. Я вызываю для дачи показаний Карла Тремолиа.
Тремолиа, свидетель противной стороны, зашагал по проходу. Клиент Лейши прищурился. У рыбака на лацкане красовалась электронная булавка с эмблемой «Мы спим». В дверях возникла какая-то возня: кто-то тихо, но настойчиво убеждал в чем-то помощника шерифа.
– Ваша честь, я прошу суд обязать свидетеля снять булавку с лацкана, – сказала Лейша. – Учитывая обстоятельства дела, выражение политических взглядов свидетеля устно или посредством украшения является проявлением предубежденности.
Судья сказал: