Испанский сапог. Нам есть чем удивить друг друга
Шрифт:
– И какого же сотрудничества вы ждете от меня?
– Ничего особенного. Просто когда мадам будет обращаться к вам за советом, советуйте ей сотрудничать с нами и соглашаться на наши предложения.
– А они гуманные?
– Вполне. Ее и Рафаэля никто не собирается обижать. Просто ей надо правильно оценивать свои силы. Можно ведь и надорваться.
Потом Келлер подбросил его до дома и, когда Ледников уже выбрался из машины, сказал вслед:
– Валентин Константинович, вы теперь начнете считать варианты и пытаться выяснить, кто же мой клиент… Хочу вас предупредить, что сделать это тяжело, даже с вашими способностями и возможностями. Там очень давняя и мало кому известная
Итак, милый друг, тебя хотели развести как фраерка. Даже не спросили ни о чем, не поинтересовались – согласен ты или нет. Просто решили использовать. Включили в игру, где действует пресловутое правило «вход – рубль, выход – два».
Ледников зло ударил кулаком в хлипкую стену коттеджа. Как писал классик, его терзал самый страшный гнев – гнев бессилия. К счастью, другой классик предупредил, что нигде так не полезно промедление, как в гневе. Так что давай, милый, помедлим.
Он прошел на кухоньку, включил кофеварку. И пока она шумела, по капле заполняя благоухающим напитком стеклянный сосуд, ясно понял, что наглец Келлер был прав: самое главное – узнать, кто его клиент, а вернее, хозяин. Одна история, если это какой-то бывший партнер Муромского по бизнесу, пусть и нечистоплотный, как они все. И совсем другая история – если это нормальный бандит, какой-нибудь вор в законе, которых сейчас в Испании развелось в избытке. У этих свои законы. Если ты даже случайно оказался в сфере их интересов, то играть с тобой будут по их правилам, где ты фраер, в отношении которого все дозволено…
Вот только насчет фраера они заблуждаются.
Ночью он проснулся от какого-то прикосновения. Чьи-то прохладные, легкие, чуть влажные пальцы коснулись его лба, потом щеки, потом груди…
Странно, но он ничуть не испугался, будто знал, кто сидит на краю его постели. Он открыл глаза, и они какое-то время в темноте смотрели друг на друга. Смотрели и молчали.
Потом Лера встала, поднесла руки к плечам, и легкое платье бесшумно упало к ее ногам. Ее стройное тело в ночном свете отливало перламутром. На ней не было ничего, только что-то кружевное на бедрах.
Она так же молча легла рядом и с содроганием прильнула к нему. Потом чуть слышно застонала, хотя он еще даже не пошевельнулся. И в этом стоне-зове было столько искренности и откровенного желания, что нельзя было на него не откликнуться…
Глава 7
Aqui el que no corre vuela
Здесь тот, кто не бежит – летит (простаков нет)
Отца Ледников нашел с книгой на балконе. Книга называлась «Love and the Spanish», то есть «Любовь и испанцы», автором ее была английская писательница с русским именем Нина.
– Интересно? – полюбопытствовал Ледников, кивнув на книгу.
– Любопытно, а где-то и поучительно, – поднял палец отец. – Ну вот, например… «Каким бы развратником испанец или испанка ни были, в его или ее жизни обычно наступает время, когда глубоко укоренившееся всенародное уважение к тому, что испанцы именуют „чистотой“, любовью к плотской чистоте, одерживает победу… Это страна веселых грешников, но в не меньшей степени – кающихся донжуанов и магдалин».
Ледникову вдруг показалось, что отец чуть заметно подмигнул ему. Можно подумать, он знает, что случилось ночью. Но откуда? У него, конечно, дьявольская интуиция, но не до такой же степени!
– Что ты хочешь сказать?
– Ничего. Просто любопытное наблюдение. Тебе так не кажется?
– Мне как-то не до того.
– Понятно… Кстати, твоя лондонская знакомая больше не объявлялась?
Ледников уставился на отца. Неужели знает?.. Да нет, не может быть! Лера скрылась так же неожиданно, как появилась. Вдруг выскользнула из постели, подхватила валявшееся на полу платье, поцеловала его в лоб и чуть слышно произнесла: «Спасибо». И исчезла. Не гнаться же было за ней без штанов!.. Осталось только ворочаться с боку на бок, тупо смотреть в потолок и думать, что это было? Просто порыв молодой женщины, уже давно не бывшей с мужчиной? Или хорошо рассчитанный поступок, за который еще будет предъявлен счет?.. – Так она больше не объявлялась? – настойчиво спросил отец. – Никаких новых предложений от нее не поступало?
– Нет, – с чистой совестью ответил Ледников. И это была чистая правда. Никаких предложений и просьб. Ничего не было, кроме страсти, которую вряд ли можно было изобразить… Но пора было менять тему. И Ледников сказал:
– Я тут встретил еще одного знакомца. Правда, на сей раз московского.
– Не слишком ли много случайных встреч?
– Пока еще не решил. Кстати, хотел расспросить тебя о нем.
– Он что – и мой знакомый?
– А вот сейчас мы это и узнаем. Я встретил адвоката Келлера.
Отец закрыл и отложил книгу про огненные любовные испанские страсти.
– Ну, судя по тому, какое здесь сейчас пекло, ты вряд ли встретил Келлера-старшего. Он, помнится, всегда очень тяжело переносил жару. Значит, речь идет о Келлере-младшем, или, как он любил себя когда-то называть, Келлер-джуниор…
Ледников кивнул.
– И что ты можешь о нем сказать?
– Смотря, зачем тебе информация?
– Пока не знаю.
– Темнишь, сынок, – укоризненно покачал головой отец. – Ну да ладно… Генрих Семенович Келлер в советские времена был широко известный в узких кругах адвокат. Человек он был советский, хорошо знал и никогда не нарушал правила игры для адвокатов той эпохи. Его это никак не задевало и не возмущало. Он просто знал, что адвокат в Советском Союзе и адвокат на Западе – что называется, две большие разницы. И всю жизнь вел себя соответствующим образом. Поэтому был вхож в высокие кабинеты и официально признан как один из лидеров адвокатского сословия. А вот сынишка его, этот самый джуниор, оказался вылеплен совсем из другого теста. Он вступил на добротно подготовленное отцом семейное адвокатское поприще в годы, когда советское государство со всеми его писаными и неписаными законами рухнуло в историческую пропасть. И Аркадий сразу стал играть по иным правилам…
Отцу явно хотелось немного повспоминать дела давно минувших дней. Случалось с ним такое весьма нечасто, он как огня боялся невыносимой старческой болтливости, но тут, видимо, сыграла роль курортная расслабленность.
Аркадий вступил на поприще защитника прав человека и закона, когда влияние адвокатов на исход судебных дел стало несопоставимо с советскими временами. Я помню, как «старорежимные» прокуроры жаловались тогда, чуть не плакали: мол, адвокаты теперь главные люди в суде, все решается через них, судьи их боятся, журналисты на руках носят…
И это при том, что сами прокурорские с прессой не работали. Все держали в тайне.
– Ну да, школа-то была совсем другая – ориентировались не на общественное мнение, а на райком партии. В общем, прокурорские посчитали себя чуть ли не обиженными. Я каждый день слушал жалобы и стоны… Эти адвокаты создали, понимаешь, себе имидж этаких человеколюбцев и правдорубов, святых борцов за истину. При этом адвокатскую лицензию может получить кто угодно. Законодательство не запрещает вести адвокатскую практику проштрафившимся ментам, опозорившимся прокурорам, нечистоплотным судьям и следователям… Они все и валят в адвокаты скопом, устанавливают в судах и на следствии свои правила.