Испанский жених
Шрифт:
Но сейчас ей было не до таких мыслей.
Резкая боль пронзила все ее тело, лишив возможности думать о чем-либо другом. Она напряглась, сжала губы. Нельзя кричать! Негоже властелину мира появляться на свет, оглашенный стенаниями его родительницы!
Леонора, в полноте которой было что-то домашнее, успокаивающее, снова склонилась над ее изголовьем.
– Ваше Высочество… не надо терпеть. Это вам не поможет. Кричите, прошу вас. Вас не услышит никто, кроме нескольких женщин, которые любят вас и желают облегчить ваши страдания.
Длинные тонкие пальцы схватили запястье Леоноры.
– Ну, давайте же, дорогая наша. Ну… ну…
Изабелла выдохнула:
– Умру, но не закричу. Не допущу, чтобы мой сын пришел
– Ваше Высочество, он не услышит. Ему нужно будет бороться за дыхание. Он не запомнит вашей слабости. Кричите, кричите! Это поможет вам поднатужиться. Дорогая, тогда роды пройдут быстрее и легче.
Однако лицо королевы уже исказила гримаса боли. Крупные капли пота выступили на лбу, но сжатые губы не испустили ни единого стона. И первым, что услышали в комнате, был плач младенца.
Леонора, не скрывая восхищения, взяла его на руки, а Изабелла откинулась на подушки, обессиленная, но счастливая. Она выполнила свой долг. У испанского трона появился наследник.
Призывно звонили колокола. На улицах и площадях толпился народ. В соборах служились благодарственные мессы. Вся Испания праздновала рождение своего будущего короля. По случаю этого торжественного события в столицу привели отборных быков. На узких подходах к главной городской арене были насмерть задавлены множество людей – очередных жертв давнего мавританского нашествия, во время которого испанцы пристрастились участвовать в излюбленном развлечении своих поработителей. Бой быков уже начался на искусственном озере. Вода в нем уже порозовела от крови, потому что матадоры в лодках старались разъярить животных, протыкая их шкуры пиками и острогами; это был новый вид состязаний, предшествовавший другим, более кровопролитным побоищам. Девушки с цветами в волосах танцевали старые испанские танцы, высоко задирая свои потрепанные юбки и выставляя напоказ обнаженные, но не совсем чистые прелести. Приближались сумерки, когда мужчины и женщины будут заниматься любовью – при свете звезд, прямо под стенами соборов и наглухо запертых жилых домов; многие останутся лежать на земле до самого утра, убитые в драке за бутылку вина или какую-нибудь соблазнительную цыганку. Уже сверкали ножи, возбужденные голоса все чаще срывались на крик. В нарастающем людском гомоне слышались и громкий смех, и бранные оклики. И все это было в честь новорожденного принца.
В самый разгар гулянья в столицу примчался запыхавшийся всадник. Его усталый вид и запыленная одежда говорили о том, что он проделал неблизкий путь и спешил сообщить какую-то важную новость. Ни на минуту не задержавшись у городских ворот, он поскакал прямо ко дворцу, но на рыночной площади его остановила толпа оборванцев.
– Какое-то известие? Что-то случилось?
– Мне нужно видеть императора. Расступитесь, а не то – пеняйте на себя!
Однако сброд, обступивший его, состоял из бродяг, кочевых цыган и мелких грабителей, промышлявших на горных дорогах. Гнев императора едва ли привел бы их в отчаяние. Они вытащили ножи и потребовали сообщить им новость, которую привез гонец. Их действия отличались той же решительностью, с какой они отнимали бы кошелек у путника, встретившегося им на узкой тропе в скалистом ущелье.
Когда всадник наконец поделился с ними своей новостью, они сначала оторопели, а затем перекрестились – все, даже самые закоренелые злодеи – и тревожно посмотрели на небо, ожидая увидеть в нем какой-нибудь знак грядущего возмездия. По прилегающим аллеям и улочкам стала расползаться гнетущая тишина.
– Пресвятая Богоматерь! – шептали мигом протрезвевшие гуляки. – Что же теперь будет? Вряд ли Господь оставит это дело безнаказанным. Святая Дева Мария, сжалься над нами!
Все были подавлены. Еще бы! Оказывается, перед самым рождением принца королевской крови, солдаты императора разграбили город Рим.
Горе им, горе! Ни Святая Богоматерь, ни сам Господь не простят такого кощунства!
Этой новости император Карл ужаснулся не меньше, чем его подданные. Услышав ее, он торопливо перекрестился. Затем пригрозил посадить гонца в чан с холодной водой и сварить на медленном огне, если привезенные им сведения не подтвердятся. Гонцу оставалось лишь покорно склонить голову и поклясться в верности своих слов.
– Ваше Высочество, это правда. Я собственными глазами видел, как все происходило.
– В такое время! – простонал император. – О Боже, в такое время!
Неудачи уже давно преследовали его. В какой-то степени он даже привык к ним. Но слыхано ли, чтобы кому-то не везло, как ему? Святой город разграблен, непорочные монашки выгнаны на римские площади и изнасилованы при всем честном народе. Вот до чего довела тупость этого безмозглого кретина, коннетабля Бурбона, чья солдатня воздерживалась от общения с маркитанками до тех пор, пока не перепилась и не полезла на городские стены. А ведь Бурбон, взбунтовавшийся против французского короля, своего бывшего соверена, считается союзником короля Испании. Следовательно, теперь вся Европа будет говорить, что вояки, совершившие ту гнусность, входили в состав императорских войск.
– И это в такое время! – повторил император. – У меня только что родился сын… вся страна желает праздновать его рождение… и вот, вместо того, чтобы вывешивать алые и золотые флаги, мы должны устлать город власяницами и посыпать пеплом! Нет, этого нельзя допустить. Пусть сегодняшняя весть останется втайне.
Но было уже поздно. С улицы все слышнее доносился ропот многочисленной толпы. Император подошел к окну и увидел людей, собравшихся перед дворцом. Почти все они в страхе глядели на небо – явно ожидали, что Божий гнев вот-вот обрушится на их землю.
Карл отпустил гонца. Ему нужно было обдумать создавшееся положение.
Оставшись один, он некоторое время стоял неподвижно, а затем вдруг лукаво улыбнулся. Папа Римский укрылся в замке Сант-Анджело и таким образом спас себе жизнь. Что ж, пусть он там и остается… пусть станет пленником императора. Нет худа без добра. Императорские войска осквернили священный город, и Небо покарает Испанию как раз тогда, когда эта страна возомнила, что Господь благословил ее, послав новорожденного принца. Увы! такое стечение обстоятельств будет крайне досадно для Испании. Но ведь нельзя забывать и того, что Папа фактически превратился в узника императора, а это уже не так плохо. Коварный Папа Медичи прежде доставлял немало беспокойств Карлу – вот и пусть теперь сам помучается. Генрих Английский склоняет Клемента расторгнуть его брак с Екатериной Арагонской. Екатерина приходится теткой императору Карлу. До сих пор ему казалось, что в угоду Генриху Клемент даст разрешение на этот развод, – однако в нынешних условиях тому придется серьезно поразмыслить, прежде чем отважиться на такой шаг. Теперь Папе предстоит спросить себя, смеет ли он унижать тетку человека, который держит его своим узником.
Карл расхохотался – зычно, как обычно смеялись все Габсбурги. И почти сразу осекся. В последнее время меланхолия покидала его все реже. Она давала знать о себе в минуты самых упоительных наслаждений, подстерегала и в радости и в горе.
Коварный Клемент стал его пленником, но священный город все-таки осквернен, от этого никуда не денешься. Отныне, говоря о разграблении Рима, люди непременно будут упоминать его имя. Пусть даже он не имеет никакого отношения к тому печальному событию.
– Святая Матерь Божья, – взмолился он с таким же пылом, какой проявляли его подданные, собравшиеся под окнами дворца, – сделай так, чтобы это не стало зловещим предзнаменованием в жизни моего сына!