Испанский жених
Шрифт:
– Дорогая моя, не говорите об этом.
– Почему? Ведь говорят же об этом на улицах! Я знаю, там меня называют Кровавой Мери. Да, мне многое известно… Сейчас все уехали в Хэтфилд, служить новой английской королеве. Она молода и красива… хотя и не настолько, насколько ей кажется. Но все равно, у нее будет много поклонников, а Филипп станет… Ох, мой Филипп… Филипп…
– Отдохните, Ваше Величество, отдохните.
Она закрыла глаза, и по ее щекам потекли слезы. Затем, неожиданно улыбнувшись, она произнесла:
– Ну что, друзья мои? Вот и все.
Она попросила привести священника.
В эти последние минуты она была почти красива, и стоявшие возле ее постели удивлялись тому, что она не улыбалась так светло и безмятежно, когда думала, что рядом с ней находится ее Филипп.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ЕЛИЗАВЕТА ДЕ ВАЛУА
Глава первая
Карлос изменился – стал более выдержанным, даже немного чинным и перестал называть себя Малышом. Он был доном Карлосом, наследником трона, и уже не забывал об этом.
Тому существовала причина: у него появилась невеста.
Ни одна девочка, ни одна девушка не казались Карлосу такими красивыми, как та, чье лицо было изображено на медальоне, который он всегда носил с собой. Больше всего ему нравились ее густые черные волосы и такие же черные огромные глаза. Она была наполовину француженкой, наполовину итальянкой: ее отцом был Генрих, король Франции, а матерью – флорентийка Екатерина де Медичи.
В первый раз услышав о ней, он подумал о том, как забавно будет иметь супругу, а самому быть ее господином и заставлять делать все, что ему захочется, – однако, увидев ее портрет, навсегда забыл о тех мыслях. Теперь он думал о ней с нежностью и робостью. Как она, прекрасная принцесса, отнесется к нему, когда узнает о его уродстве? А когда увидит припадки бешенства?
Карлос хотел с кем-нибудь поделиться своими чувствами. Ему нужен был человек, способный понять его.
Прежде он любил свою тетю Хуану, но та в последнее время стала какой-то странной. Она беспрестанно молилась, не желала говорить ни о чем, кроме спасения души и будущей жизни, а по дворцу ходила в капюшоне, закрывавшем ее лицо. Филипп и его прабабка тоже были не без странностей – но Хуана не походила на них. Она не хохотала их диким хохотом, не делала ничего уж слишком необычного. Ее единственная крайность заключалась в иступленной религиозности, результатом которой, как ни парадоксально, стала глубокая меланхолия. Вероятно, ей было уготовлено не худшее место на небесах, но это, полагал Карлос, не делало ее приятным собеседником здесь, на земле.
Впрочем, с кем же еще он мог поговорить? Ему слишком многое хотелось узнать. Вот когда он пожалел, что пренебрегал учебой. Карлос не понимал по-французски; не читал даже на латыни. Он почти не знал истории своей родной страны, не говоря уже о других. Ах, если бы он чуть серьезней относился к тем урокам! Но откуда ему было знать, что у него будет такая красивая и образованная невеста? И кто же мог подумать, что он захочет понравиться ей?
– Тетя Хуана, – однажды спросил он, – а какой он из себя,
Она поджала губы и надвинула капюшон на лицо. Затем сказала:
– Все французы – безбожники. Во времена их прежнего короля французский двор был самым развратным в мире. Не думаю, что с тех пор он мог измениться в лучшую сторону.
– Тот безбожный король – ее дед, – с удовлетворенным видом сказал Карлос.
Но ему хотелось бы знать и другие сведения из области французской истории – чтобы не оставаться прежним невеждой и недоучкой. Он должен был стать умным, образованным человеком. Таким, какой мог понравиться Елизавете де Валуа.
– А чем занимались при дворе ее деда? – спросил он.
– Там без конца устраивались балы и маскарады. И все читали книги – омерзительнейшие творения – да еще чествовали тех, кто написал их. Король Франциск был величайшим врагом твоего деда… и самым порочным человеком в мире.
– Ты говоришь о нем так, будто он был еретиком.
– Нет, он был не настолько порочен.
– Мой дед однажды взял его в плен, – желая показать некоторую осведомленность в истории, сказал Карлос. – И ее отец тоже побывал в плену у моего деда – когда был еще совсем маленьким мальчиком. Хуана, а как ты думаешь, скоро мой отец позволит ей приехать ко мне?
– Не знаю, Карлос. Все зависит от воли твоего отца и от намерений короля Франции. Сейчас они заключили мир, но если снова начнется война…
Хуана пожала плечами.
– Ты хочешь сказать, что они снова могут начать войну? – Лицо Карлоса побледнело, губы задрожали. – Если мой отец пойдет на войну с Францией, то я… я… я убью его!
– Тише, тише, Карлос. На тебя опять находит плохое настроение. А ведь я говорила тебе, что нужно делать, когда это случается с тобой. Становись на колени и молись.
– Не хочу молиться! Не хочу!.. Я убью его… убью…
– Карлос, ты обещал исправиться. Что она подумает о тебе, если увидит тебя в таком состоянии?
Он наморщил лоб.
– Но ведь будет война… ее не пустят ко мне.
– Сейчас войны нет, и она приедет, как только будут обговорены все условия брака.
– Мой отец никогда не пустит ее ко мне. Он меня ненавидит и не хочет, чтобы я был счастлив. Так было всегда.
– Это ты так думаешь – потому что на тебя нашло плохое настроение. Твой отец желает прочного мира с Францией и поэтому будет рад еще одной связи с правящим домом этой страны. Он уже давно обратил внимание на старшую дочь Генриха Французского. Ну, посмотри на ее портрет. Видишь, как она красива? А главное – твоего возраста. Это большая удача для тебя.
Он вытащил медальон, посмотрел на него, все еще продолжая всхлипывать. Но разглядывание ее портрета, как всегда, успокоило его.
– Я боюсь, мой отец не захочет, чтобы я обладал таким счастьем.
– Заблуждаешься, Карлос. Твой отец желает видеть тебя счастливым. И он будет очень доволен, когда мы ему скажем, что ты стараешься быть достойным своей невесты.
– Я уже не отвлекаюсь на уроках. Я стараюсь быть умным.
– А молишься?
– Каждое утро и каждый вечер. Я молюсь о том, чтобы ее приезд не откладывался надолго. Как ты думаешь, святые угодники помогут мне?