Испепеляющий ад
Шрифт:
В десятке саженей от платформы дрезина замирает.
— Они где вчера стояли? — новый попутчик грудью напирает на одного из парней. — Они вчера у моста стояли. Ты! Специально об этом мне не сказал!
Саженей триста дальше — фермы моста. За ними, у самого горизонта, какие-то строения. Наверно, станция Пологи.
Ничего не сказав, Шорохов спрыгивает с дрезины, идет в сторону моста. Примороженный снег хрустит под ногами. Вспоминает, что забыл прихватить кошелку. Но — скорее бы под сень тех далеких строений.
— Погоди ты! Погоди! —
Идут быстро. В молчании. Мост разрушен не полностью. По частично уцелевшим балкам минуют реку. Шорохов еще прибавляет ходу, хотя понимает, что опасность здесь, рядом с ним. Быстротой хода ничего не изменишь.
Станция встречает низенькими домишками, то слепыми от закрытых ставен, то без крыш, с закопченными стенами.
Вагонный попутчик говорит с издевательской мягкостью:
— И что тебе в Пологах надо? Или кто? Не скрывай. От меня ничего не надо скрывать. Так лучше.
— Телеграф, — отвечает Шорохов.
— И зачем? — с той же снисходительной издевательской мягкостью в голосе продолжает вагонный попутчик. — Торговая тайна?
Шорохов через силу смеется:
— Какая там тайна. Служу в фирме. Прибыл на место, надо сообщить.
— Это в вокзале, — говорит вагонный попутчик. — Под ту же крышу, что мне.
Телеграфист был мужчина комплекции солидной, седой и очень неторопливый. Настолько, что казался скованным в каждом своем движении. Таких людей Шорохов встречал не paз: все время панически боятся хоть какую-то мелочь сделать не так.
Он подал телеграфисту два листка с телеграммой в Управление снабжений, деньги — три тысяч рублей, притом николаевскими, самыми дорогими из всех, ходивших на Юге России, — сказал:
— В Новочеркасск, по военному проводу. Сможете? На копии для меня поставьте штемпель, дайте квитанцию.
— Смочь-то смогу, — протяжно отвечает телеграфист. — Сейчас любой может хоть казнить, хоть помиловать. Все и ничего, — добавляет он, глядя куда-то мимо Шорохова.
Тут же два, неизвестно откуда взявшихся человека, заломили Шорохову руки, третий жестко ткнул ему в спину наганом.
— Йиды, йиды, — услышал он затем. — Нэ рыпайся, колы життя нэ надоило.
В этом же здании его ввели в просторную светлую комнату и там, за столом, накрытом белой скатертью, он увидел и нисколько не удавился этому, своего вагонного попутчика.
— Итак? — сказал тот вполне миролюбиво. — Что же мы о себе расскажем? Смелей! Иrpa в молчанку тут не проходит.
Один из конвоиров положил перед ним на стол листок шороховской телеграммы.
— Новочеркасск. Управление снабжений, генералу Ярошевскому, — вслух прочитал попутчик. — Условия контракта номер девятьсот девяносто четыре выполнены полностью запятая зерно складировано станции Пологи точка Последнее время заготовки пшеницы слабее ввиду сильной конкуренции агентов других закупочных учреждений точка Прошу телеграфно подтвердить мое преимущественное право вести заготовки по всей Екатеринославской губернии, — он взглянул на Шорохова. — Шифровка?
— Купец я. Занимаюсь заготовками. С кем контракт, тому и поставлю.
— А что за конкуренция?
— Цену себе набиваю.
Его обыскали. Деньги, документы, часы, наган, патроны к нему горкой свалили на столе.
Бывший попутчик при этом не пошевелил и пальцем. Издали посматривал на Шорохова. По его поведению при обыске определял, кто он на самом-то деле? Комендант Волновахи советывал: в Махновии никому, кто сильней тебя, не перечь. Шорохов так и держался.
— Что ты, милый? — с тихой радостью проговорил потом попутчик. — На дешевке думаешь отвертеться? Если так — тебе стенка. Сегодня же.
Как это можно было понять? Разобрался в его слишком умелой покорности? И кто он сам-то в конце концов был?
Шорохов сказал:
— Взгляните контракт, Бога ради…
Его подвели к скамейке у порога комнаты, усадили. По бокам сели конвоиры, еще один стал за спиной. Он думал: "Избавиться от агентразведовского удостоверения. Изжевать. И чего не сделал это, когда ехали на дрезине? Сейчас, едва шевельнусь, настораживаются. Может, не заметят? Все отобранное, пока так и лежит…"
Ввели одного из парней, качавшего рычаг дрезины. Разговор с ним начался вроде бы даже участливо:
— И как там у тебя получилось? Ты, др, расскажи, расскажи…
Парень отвечал, что про платформы ничего не знал, вперед не смотрел. Считал — не его это дело. Его дело — рычаг качать, чтобы колеса крутились.
Били. Не сам бывший попутчик, нет! Он так и сидел у стола. Поглядывал снисходительно.
Кончилось тем, что ударом винтовочного приклада в спину, парню, насколько понял Шорохов, переломили позвоночник. Кричал парень ужасно.
Оставляя на полу кровавую полосу, его уволокли.
Попутчик подошел к Шорохову.
— Ты еще не понял, кто я? Начальник контрразведки Повстанческой армии Задов. Такая фамилия тебе ничего не говорит? (Задов Лев Андреевич. Впоследствии деятельно служил в ЧК, в НКВД. В 1937 году репрессирован. — А.Ш.)
— Я купец, — ответил Шорохов. — Откуда мне знать?
— Врешь, — торжествующе сказал Задов. — Я в тебе еще не все понял. А то бы ты уже в собственной крови захлебнулся. Агент. Только — чей?
— Купец я.
— Упираешься. А что ты этим выгадываешь?" …зерно складировано станция Пологи". Слова из твоей телеграммы. Я в Пологах каждую дырку знаю. Блейфуешь? За спекуляцию у нас — расстрел на месте. Не забудь: мы народное чистое государство строим. Выбор у тебя такой. Если агент — какое-то время поживешь. Разговоры, допросы. Может, на обмен сгодишься. Если еще раз скажешь: «Kупец» — сразу пуля. Я за свои слова отвечаю. Не спеши, помолчи, подумай.