Испить чашу до дна
Шрифт:
— Если с умом выбрать адвоката… Однако. А ты говорил, придурок.
— Да, факт быстрого умственного развития за время пребывания в СИЗО — налицо. И поэтому расставаться с ним как-то неохота. Тем более — Селин пока не в курсе — Масленников почти уверен, что гиря там не лежала много лет до того удачного момента. Он каждый сантиметр прихожей осмотрел. Во-первых, он вообще считает, что для Ольги было характерно — не трогать эту гирю во время уборки, а обмывать ее, так сказать. Если она лежала там годами, естественно, был бы след. Она облупленная, фрагментов краски
— А третья комната чья?
— Бабушки. Она в пансионате для престарелых.
— С ней говорили?
— Собственно, она там уже года три. Вообще-то — да, упущение. Наследники есть, нет… Если нет, Селину вся квартира могла достаться. Слушай, как Ветрова?
— Неважно.
— Так вроде ее выписали в нормальном состоянии.
— В общем, переволновалась из-за Виктора, таблеток напилась, откачивали. Между прочим, Назарова послала меня проверить ее состояние и Осипова.
— С ним-то что?
— Застрелиться хотел из-за истории с дочерью. Собственно, я по его просьбе и заехал. Просит прекратить расследование гибели Валерии. Если, говорит, это сделал кто-то из пострадавших в результате ее телефонных приговоров, он не хочет, чтобы эти люди отвечали.
— Но ты объяснил, что это не метод?
— Слава, я объяснил. Но, если это действительно так, для тебя это дело века. Подозреваемых — множество. Доказать ничего невозможно, сам понимаешь. Висяк.
— То есть тебя клиент с этого дела снимает, и ты советуешь и мне умыть руки.
— Да нет… Я просто передаю его слова. И думаю, что ничего не выйдет. Хотя — мало ли что. Я как раз верю в разрешение безнадежных ситуаций. А дел эта Валерия натворила, конечно.
— Я ничего не понял насчет пуповинной крови. Просто виду не подал.
— Они звонили беременным, которым вот-вот рожать. Говорили, что у центра договор с определенным роддомом, который наверняка существует на самом деле. Устный. А может, и бумага филькина есть. Проверим. Суть вот в чем. Убеждают будущую мать в магической силе пуповинной крови, которую якобы собирают во время родов. Если у ребенка когда-нибудь обнаружат рак или другое неизлечимое заболевание, они из своего банка крови возьмут именно ту, что принадлежит матери, разморозят, — и о-па, чудесное исцеление. Деньги брали наликом. От ста тысяч до двухсот восьмидесяти.
— И кто-то им давал??
— Давали многие. Они доходчиво объясняют. Деньги брала Гукова, возможно, часть действительно отдавала главврачу роддома. Ребята по мошенничеству готовят облаву. Но практически нет сомнения, что никакого банка крови не существует.
— А почему такая разница? У кого-то хуже, у кого-то лучше? Или количество разное?
— Мимо. Отбирали столько, сколько человек мог сдать…
— М-да… И Валерия… Черт, если б я такую дочь родил, может, тоже застрелиться захотел. Кстати, что ему помешало?
— Не что, а кто… Или что… В общем, моя нога. Слушай, здорово получилось, самому понравилось.
— Ну ты ковбой. Тебе положено работать ногами. Так Ветровой совсем плохо?
— Ей не плохо. Ее просто тошнит. Отравилась. А что?
— Как у нее с головой, на твой взгляд? Хочу попробовать поработать с фотороботами. Она ведь кого-то видела в квартире, кто-то выходил из комнаты Селина. Говорила об одной женщине. Вдруг получится к кому-то приложить?.. Какая-то хрень с этой гирей. Хотя, конечно, с таким «оружием» убивать соседку не идут, но…
— Так, может, на то и расчет, что она на обычное оружие не похожа? Знаешь, Слава, Ольга такая рассеянная, впечатлительная, я бы поверил, что она мыла пол и ничего на этом полу не замечала. Кстати, так оно и есть. Я у нее спрашивал: что стоит в прихожей. Она не помнит! А память, как у всех актеров, блестящая. Просто бытовая ерунда — не то, что она хотела бы запомнить. Она однозначно могла не заметить. Комнату она купила у мужчины. Он уехал из Москвы. Мог оставить гирю. Вот то, что Масленников не обнаружил следов, это серьезно. Получается, надо искать.
— Да. Начать и кончить.
— Дело по факту суицида Людмилы Семеновой завершено?
— Да. Девочке звонила Осипова, но обвинение предъявляю Гуковой как организатору преступной системы.
— Это правильно. Хотя идея однозначно не ее. Есть такие случаи и в других районах. Правда, суицидов не нашел пока. То есть не было возможности искать. А ты предложи ей особый порядок, а? Может, сдаст кого?
— Предложить-то предложу. Но на коррупцию они теперь не подписываются. Ученые. Да и боятся.
— Значит, Илье надо искать хорошего адвоката, а тому — хороших судей. Иначе отмажут по-легкому. Шутили, мол.
— Да, у шутников нынче дела неплохо идут. Пусть Семенов ищет адвоката. Петрова попроси. Так я договариваюсь с Ветровой насчет фотороботов? Она не станет от этого помирать, травиться? Заполошная девица, однако.
— Я со своей стороны проведу работу. Тут, главное, Назарову подключить. Она на Ольгу действует, как факир на змею. Она действует даже на меня. Слушай, а если нам ее к Селину подсадить?
— Смешно. Считай, я корчусь от хохота. Хотя ставка факира — свободна.
Глава 12
Андрей Семенов предъявил документы гражданина Франции Сержа Голона, получил небольшую легкую дорожную сумку — весь свой багаж и вышел из аэропорта на московскую улицу. Снег, лед, местами неистребимая в Москве жидкая грязь, перед которой бессильны морозы. Русские, французы, арабы, негры, московские мигранты, «бомбилы»… Масса народу — и он один. Хотя его на самом деле здесь нет. Он обошел очередь на такси, выбрал частника с приличной иномаркой и назвал адрес своего бывшего дома. Он смотрел в окно, замечал, что изменилось, сдерживал в себе нетерпение в пробках. Он ни о чем не думал. Андрей не раз рассматривал собственную смерть с близкого расстояния, но Лиля и смерть — это слишком жестоко. И думать об этом нельзя. Скорее…