Исполнитель
Шрифт:
Зинаида Ивановна поздно ночью ушла в комнату Софьи Павловны и осталась там. Александр же не мог уснуть. В его голове никак не укладывалось услышанное от Софьи Павловны. Он ворочался с одного бока на другой и задремал только около трёх часов.
Мальцева разбудили громкие удары в дверь коммунальной квартиры, а затем чьи-то голоса и топот сапог. Он вскочил со своего сундука. В окне по-прежнему стояла серость белой ночи, а ходики показывали четыре часа. Надев, что было под рукой, Саша выскочил в коридор. Он был полон народа. Жильцы с заспанными лицами и военные в форме НКВД. Мальцев,
– Так, граждане, все по своим квартирам! Нам необходимы два понятых! – громко объявил высокий мужчина с двумя кубиками на петлицах и ткнул указательным пальцем в мать Юрия Ивашкина и Глафиру Фёдоровну, старую одинокую женщину, которая жила в небольшой комнатёнке в конце коридора, являвшейся раньше чуланом. – Вы и Вы, остаётесь! Проходите в квартиру! А остальные – покиньте коридор. Не мешайте работать сотрудникам органов…
Все в одно мгновение спрятались по своим комнатам.
– Сашуля, валерьянки мне! – простонала Зинаида Ивановна, едва войдя в комнату.
Через два часа снова послышались голоса, топот сапог. Громко хлопнула входная дверь… И всё стихло.
– Ушли! – прошептал Мальцев и вышел в коридор. Дверь комнаты Софьи Павловны была оклеена бумажными лентами с гербовыми печатями.
– Опечатали! Ну и дела, мать твою! – присвистнул старший Щёчкин, выглянувший из своей комнаты.
Целый день все жильцы коммунальной квартиры, за исключением Мальцевых, обсуждали арест Софьи Павловны.
– Сашуля, я передачку сейчас для Софьи Павловны соберу, а часов в двенадцать ночи пойду на Литейный, 4. Может, к утру и примут её. Ты со мной? – тихо сказала Зинаида Ивановна.
Саша неопределённо пожал плечами.
– Ну, я поняла, что нет. Поступай, как хочешь, сынок. Только жить надо по совести, а не по разуму, как ты! – резко упрекнула она Сашу.
Александр промолчал. Его уже с давних пор мучил конфликт между его совестью и разумом, терзавший его душу и не дававший жить спокойно.
Этот день он провёл дома, старясь прийти в себя после шока, полученного от ареста Софьи Павловны.
Вечером вернулась мама с передачей.
– Не взяли! – коротко объяснила она и больше не сказала ни слова.
Через неделю в коммунальной квартире появился управдом с четырьмя крепкими мужиками и милиционер. Комната Софьи Павловны была открыты и из неё стали выносить всю мебель. Оставили только несколько стопок книг. А через месяц ордер на вселение в эту комнату получила многодетная семья Щёчкиных, которые добились права на расширение своей жилплощади. Младшие Щёчкины стали радостно вырывать листы из книг, оставшихся от Софьи Павловны, и мастерить из них бумажных голубей.
Александр начал учёбу на втором курсе. Новые предметы, общественная нагрузка – всё это снова поглотило его. Уходил Мальцев очень рано, а возвращался около девяти часов вечера или ещё позже. Вскоре он успешно сдал экзамены в автоклубе Осоавиахима. От вождения автомобиля он получал истинное наслаждение. Устранение поломок или "копание" в двигателе Александр воспринимал как обязанность, которую
За неделю до его дня рождения Зинаида Ивановна сообщила своему сыну горькую новость:
– Носила сегодня передачку для Софьи Павловны… Не приняли. Объяснили, что два дня назад она была осуждена по 58 статье. Сказал даже, по какой-то части, но у меня сразу в голове помутнение наступило… Я и забыла часть-то эту… Десять лет лагерей без права переписки…
У Саши от этой новости больно резануло в груди. В глубине своей души он всё-таки надеялся, что арест Софьи Павловны – это недоразумение… Но оказалось, что… У юноши неожиданно резко заболела голова. Боль была настолько сильной, что он, схватившись руками за виски, медленно стал садиться на пол.
– Сашуля!!! Что с тобой?! – не на шутку испугалась Зинаида Ивановна. – На, сыночек, воды выпей! Я тебе сейчас пустырничка принесу.
Боль исчезла так же неожиданно, как и появилась. Потом весь вечер Александр лежал на сундуке и слушал, как мама беспрерывно сморкается в носовой платок и, не останавливаясь, шепчет:
– Что же это в стране твориться? Как это все люди зверьми какими-то стали?! Все враги вокруг! Нет Владимира Ильича, рано умер! А эти, что делают! Всех хороших людей хотят извести…
У Тони родители уехали в Москву, и девушка снова организовала вечеринку. Были приглашены и Егор с Александром. В этот раз людей было меньше, и все вели себя гораздо раскованнее. Тоня, нисколько не стыдясь, сама затащила Сашу в угол на кресло и, сев ему на колени, стала жадно целовать. Александр сначала оторопел. Ведь он никогда ещё в жизни не целовался! Ну, а потом он уже не мог оторвать своих губ и рук от горячего тела девушки.
– Эх ты, учёный! – жарко шептала Тоня. – Сколько же времени мы потеряли из-за тебя! Ушёл прошлый раз, мне ничего не сказав. И в институте разговаривал только официально! Сухарь ты чёрствый…
В это вечер Мальцев, не выпив ни глотка спиртного, был пьян. Он был на седьмом небе от счастья.
– Оказывается, кроме книг, учёбы и общественных нагрузок, существует ещё и другая жизнь. Прекрасная, наполненная нежностью и страстью… – думал он, вспоминая о Тоне.
Перед прощанием они с ней договорились пойти в кино в следующую субботу вечером.
Родители Тони не вернулись из Москвы, Они были арестованы прямо у поезда на Ленинградском вокзале. Тоня, бросив всё, уехала в столицу.
С Егором у Мальцева были очень хорошие отношения. Ивушкин по-прежнему занимался с Александром, но уже реже.
К весне Зинаиде Ивановне стало совсем плохо. Саша почти каждый день вызывал "Скорую помощь" и пропускал занятия, ухаживая за мамой.
– Парень, – однажды сказал ему доктор при выходе из их комнаты. – Твоей матушке срочно необходимо санаторное лечение! Кроме этого, она вообще не должна работать! И питание: абрикосы, виноград, апельсины, телятина, отварная курица.
– Что же делать? – стал отчаянно думать Александр после ухода врача. – Где же взять деньги на эту роскошь? Надо срочно продать что-то ценное! Завтра быстро сдам зачёт по философии и начну заниматься добыванием денег.