Исполняющий обязанности

Шалашов Евгений Васильевич

А я не могу позволить, чтобы те люди, которые мне доверяют, ушли вслед за мной.

— Грустно, — сказал Александр Васильевич, потом повторил. — Грустно, что человек, от которого зависит так многое, который так много сделал для своей страны, размышляет о своем будущем в таком вот печальном свете… С трудом себе представляю, чтобы нечто подобное случилось в российской империи. Максимум, что бы вас ожидало, в случае прихода к власти вашего врага — отставка с мундиром и пенсия.

— Империя могла позволить себе рисковать, а мы нет. Надеюсь, что и в Советской России так будет. Только не нынче, а потом.

Глава 17

Пресс-конференция

В первой половине дня я принимал граждан, по так называемым «личным вопросам». И опять, масса заковыков. Можно ли назвать гражданами Советской России бывших подданных Российской империи? Тех, скажем, которые переехали во Францию из Великого княжества Финляндского, царства Польского или из Бессарабии? Не скажу, что таких граждан имелось множество, но они были.

Да и с теми, кто уехал из России, как таковой, тоже имелись сложности. Имеют ли они нынче право на то, чтобы наше полпредство оказывало им помощь? Я бы считал, что да, но при условии, если эти граждане готовы вернуться на свою историческую родину. Но вернуться желали единицы, а вот получить от меня материальную помощь хотели все. Дескать — вы мне дайте денег, а уж хочу я вернуться, нет ли, вас не касается.

Материальная помощь в смете расходов полпредства не предусмотрена, а даже если бы и такой раздел имелся, сколько бы я смог дать? Десять франков, максимум — сто. Поэтому, все, что мог сделать — взять анкету и пообещать, что помощь мы окажем, но при условии, что вы станете «возвращенцами». А коли задумали остаться во Франции, то просите помощи у правительства Третьей республики.

Жестоко, конечно, а что делать? Оказывать материальную поддержку неизвестно кому я не хочу, вы уж простите. Даже если из жалости выдам одному, то почему не другому?

И еще проблема. А как быть с теми, кто и готов вернуться, только не знает — куда? Дом, скорее всего, занят, с работой сложно. Могу я предоставить гарантию, что репатрианта устроят на работу и отыщут жилье?

Вот-вот. Какие гарантии?

А во второй половине дня меня ждал дворец. Елисейский.

Вручение верительных грамот прошло как-то буднично и скучно. Но это всегда так — готовишься к какому-то мероприятию, ждешь, обдумываешь, как себя вести, что сказать, а тут все раз, и закончилось. Мы (трое посланников, включая меня) выстроились посередине зала, потом вышел президент Мильеран, потряс усами, сказал речь на десять минут, мы ему что-то ответили, отдали грамоты и ушли.

И зачем, спрашивается, я тратился на дорогущий фрак и на все прочее? А еще орден «Почетного легиона» нацепил. А в особняке Комаровских долго вертелся перед зеркалом, прихорашивался, орден пытался укрепить так, чтобы сидел красиво и ровненько. Раза два перекреплял. Хорошо, что он на булавке, а был бы на винте, костюм бы попортил. Интересно, понадобится ли мне фрак еще раз?

Зато тестю и теще я понравился, а Наташка сказала, что я у нее самый красивый. Что ж, уже не зря фрак пошил. Единственный член семьи, который ничего не сказал — Викуся, зато она поагукала и попыталась ухватить ручонкой за красную орденскую колодку. Я собрался взять дочку на руки, но мой порыв

был остановлен бдительной тещей:

— Олег, побереги фрак. Девочка только что поела, мало ли что…

Лучше прислушаться к словам умного человека. Я ведь уже давненько был молодым отцом, позабыл, как оно все бывает.

В Елисейском дворце все во фраках, за исключением некоторых чиновников. Так что, будучи таким красивым и элегантным, я особого впечатления ни на президента, ни на своих коллег не произвел. Правда, завистливо косились на орден, но это нормально.

Зато следующее действо не слишком радовало, потому что оно представляло собой пресс-конференцию. И избегнуть этой участи я не мог, потому как — так положено. И ко мне уже давно приставали и из МИД, и из президентского дворца — мол, когда? А мне так не хотелось показывать фотографам свою физиономию, хотя она уже и «засветилась». Одно утешает, что по здешним фотографиям в газетах сложно кого-нибудь опознать.

А вот мои коллеги, перекинувшиеся парой слов с устроителями пресс-конференции, благополучно улетучились.

Услышал краем уха, что и португалец, и датчанин ссылались на некие срочные дела, ожидавшие их в посольствах, но подозреваю, что все так и было задумано. К тому же, мои коллеги не хотели выглядеть глупо. Ну, кому во Франции интересны Португалия с Данией? На карте, разумеется, эти страны отыщут (не американцы из баек Задонова), из датчан вспомнят великого сказочника, а из португальцев, скорее всего, вообще никого не вспомнят. А если они станут сидеть за одним столом со мной, а вопросов к ним не будет, то это досадно и для них лично, и некая проруха для их государств.

Зато полпред из Советской России, избегающий встреч с акулятами пера, наконец-то предстал на растерзание прессы.

Представитель администрации, отвечающий за разговор с прессой, русского языка не знал, а переводчика взять не догадался. Стоял и хлопал глазами, размышляя — а владеет ли русский посол французским? Он что, не присутствовал в зале во время вручения грамот? Я же произносил слова благодарности правительству Франции и выражал уверенность в укреплении нашей дружбы и сотрудничества.

Вообще-то, это прокол со стороны французов. Такие вещи должны обсуждаться заранее. Хорошо бы еще, чтобы журналисты заранее передавали свои вопросы, а идеале — готовили свой вариант ответов.

— Мсье, а вы не возражаете, если вместе с вами поработает мой пресс-секретарь?

Сотрудник Елисейского дворца отчего-то не возражал, хотя это была его работа и отдавать бразды правления он не должен. Ну, коли ведущий роняет вожжи, так мы их сами и подберем. Пусть присматривает за стенографисткой, сидевшей в уголочке, чтобы та заносила все вопросы-ответы правильно.

Николай Степанович Гумилев, которого я взял с собой в качестве советника на пресс-конференцию, был еще более элегантен, нежели я, хотя он и не щеголял во фраке, а был одет в обычный костюм-тройку.

Когда уселся за стол, кивнул Гумилеву:

— Николай Степанович, можно начинать. — Обратившись к журналистам, сидевшим и стоявшим в зале, напомнил: — Господа, огромная просьба: когда вам предоставят слово, то назовите не только свою газету, но и свое имя. Так мне будет проще отвечать.