Исполняющий желания
Шрифт:
– Есть ощущение, что все это – выходка твоего приятеля, – поморщился шас.
– Дамир!
– Он специально устроил представление под нашими окнами.
– Перестань!
– Чтобы привлечь твое внимание.
– Нет!
– А зачем в таком случае Пифуций притащился в Новосибирск? – перешел в наступление Хамзи.
– Я не знаю.
– За тобой!
– Ты представляешь конца, который ради девушки потащится на другой конец света? – Роксане пришлось зайти с главного козыря. – Прости за тавтологию.
– Нет, не представляю.
– Вот
– Но что он здесь делает?
– Я не знаю!
Дамир засопел.
А Роксана отвернулась и принялась с преувеличенным вниманием наблюдать за действиями полиции. Впрочем, смотреть было особо не на что: четверо патрульных лишь покосились на искореженный киоск и бросились в сквер, логично предполагая, что больше вандалам деться некуда.
– Ты встречала Пифуция раньше? – вернулся к важной для себя теме шас.
– Мы были знакомы, – коротко поведала фата.
– Просто знакомы?
– Какая разница? Теперь ведь я с тобой, не так ли?
– Так…
В последнее время Дамир Хамзи чувствовал себя не в своей тарелке.
А ведь еще несколько дней назад он был счастлив. Не смейтесь – именно счастлив. Как может быть счастлив шас.
Во-первых, он ухитрился раскопать интереснейший документ, способный сделать его не просто богатым, а сверхбогатым.
Во-вторых, он сумел договориться с фатой Зеленого Дома, то есть высококлассной ведьмой, способной провести операцию.
И, наконец, в-третьих, он влюбился в эту самую ведьму, и чувство было взаимным!
Роксана оказалась чудовищно хороша: и в постели, и в работе; союз получился великолепным со всех точек зрения, но появление в Новосибирске Пифуция спутало все карты, поскольку Дамир заревновал. А заревновав – затосковал, поскольку противостоять чарам концев не могла ни одна женщина на свете…
А затосковав, Хамзи сделался вредным и неуживчивым и постоянно теребил подругу глупыми вопросами:
– Это наверняка он устроил!
– Зачем ему все это устраивать?
– А зачем он вообще тут появился?
– Откуда я знаю?
– Я чувствую, что это неспроста.
– Я приехала сюда с тобой, – в миллионный раз поведала раздраженная до последнего предела фата. – Только с тобой. Ты мне веришь?
– Да.
Их губы двинулись навстречу, но в этот момент из темноты сквера вынырнули полицейские. С уловом. И именно этот трепещущий и верещащий улов прервал назревающий поцелуй.
– Вы не имеете права! Вы ответите за произвол! Вы за все ответите!
– Спящий тебя покусай! – с чувством выругалась Роксана. – Не может быть!
– Продолжишь утверждать, что он тут случайно? – холодно поинтересовался шас. После чего вскинул голову и демонстративно удалился в соседнюю комнату.
– Да как же это все вообще? – растерянно спросила у равнодушной луны ведьма. – Что вообще происходит?
Удивление ее имело все основания, потому что из сквера бодрые полицейские вытащили не кого-нибудь, а Пифуция.
Собственной персоной.
Больше
И чем старше становился Колпаков, тем крепче становилась эта его ненависть. Крепче даже, чем неприязнь к начальству, которое только и знало, что намекать майору на предпенсионный возраст, якобы мешающий ему качественно исполнять служебные обязанности. Претензий по существу начальство не предъявляло, ведь базовый объем работы Колпаков осваивал, стрелял прилично, даже физподготовку ухитрялся сдавать не хуже некоторых молодых, то есть уволить его формально было не за что, вот и выдавливали потихоньку, обделяя наградами, премиями и повышением в звании, зато щедро «одаривая» критическими намеками.
За что начальство так не любило майора? Если честно, основания имелись, Колпаков и сам это понимал. Нет, не за откровенные высказывания в глаза, правдорубом Колпаков не слыл. И не за дотошность, граничащую с занудством, – эти качества сыщикам никогда не мешали.
Начальство, да и сослуживцы не любили Колпакова за отстраненность, которую некоторые воспринимали как высокомерие, и совершенно напрасно, поскольку в действительности Борису Ивановичу было просто неинтересно в органах, и служба давно превратилась для него в каторгу. Но менять ее он категорически не хотел, вот и отбывал свой номер, мысленно планируя в рабочее время будущий пенсионный досуг.
Так что никакого высокомерия, обычное несоответствие призванию. Но сотрудники этого не понимали, а начальство и не стремилось понять, просто задвигало Колпакова на третьи роли и в лицо высказывало надежду, что Борис Иванович не пересидит на своем месте ни одной лишней секунды.
Такая нетерпимая обстановка могла вывести из себя любого, и майор, конечно же, злился, но виду не подавал ни при начальстве, ни при сотрудниках. Колпаков твердо решил закончить службу достойно – подать рапорт об отставке, когда придет законный срок. Ни секундой позже, как, впрочем, и надеялось чертово начальство, но и ни минутой раньше!
То есть – через неделю.
О планах Колпакова знали все, поэтому новой работой почти не нагружали, позволяя неспешно «подчистить хвосты» и сдать дела преемнику, совсем зеленому лейтенанту Игорю Зябликову – единственному, пожалуй, сотруднику, с которым у майора сложились более-менее нормальные отношения. Но все же позволить Колпакову совсем ничего не делать сволочной непосредственный начальник не мог, вот и подкинул «дембельский аккорд». Причем сделал это, гад такой, в авральном режиме ночного звонка, чтобы у майора развеялись последние сомнения в необходимости послать все к черту и уволиться.