Исповедь авантюристки (Незнакомец)
Шрифт:
– Поди, поди прочь! Ты тут мне все испортишь! – недовольно проворчал следователь. Он не любил котов. Они пугали его своим коварством и непредсказуемостью. По его мнению, в них было скрыто некое женское начало.
Жалей не отреагировал на слова. Тогда пришлось с некоторой опаской его приподнять и столкнуть со стола. За непочтительное отношение Сердюков тотчас же поплатился: был укушен. Кот быстро спрятался под стул и уже из безопасного места наблюдал за этим неласковым господином, который, на его взгляд, ничего не смыслит ни в жизни, ни в кошках!
Борьба с котом не помешала следователю скрупулезно изучить содержание бумаг,
Аделия Липсиц после долгих и неприятных размышлений все же забрала дочь и уехала вместе с полицейским. Когда сестры прощались, Аделия чувствовала себя очень виноватой. Она бросала сестру в беде, но и оставлять дочь в пансионе при таких странных обстоятельствах она не решилась. Аполония не упрекала сестру. У нее уже не хватало на это сил. Тревога за пропавшего мужа съедала ее изнутри.
Между тем учебный год подходил к концу. Начались экзамены. Аполонии пришлось снова прибегнуть ко лжи, объявив всем, что Андрей Викторович, находясь по неотложным делам в столице, заболел и теперь находится в постели под присмотром врача. Он прислал ей письмо и надеется, что его отсутствие не отразится на отлаженной жизни пансиона. Если он не поправится до начала экзаменов, то всем ученицам он желает благополучно их выдержать.
Сердюков взял извозчика и назвал адрес, который был написан на бумажке четким крупным почерком госпожи Хорошевской. Полицейский решил навестить тех девиц, которые видели, как они утверждали, карлика в стенах пансиона. Первой оказалась девица Волкова, с которой и начались все беды в пансионе. Ее мать, желчная дама средних лет, ни за что не желала ворошить старую историю. Она полагала, что на ее дочь брошена тень. История так и осталась невыясненной, и девушка до сих пор пребывает во взвинченном состоянии.
– Сударыня, именно искреннее желание разобраться во всем этом деле и помочь вашей дочери и побуждает меня просить вас разрешения побеседовать с ней.
– Но почему теперь, так поздно? Или там опять что стряслось? – подозрительно спросила дама.
– Нет, ничего не стряслось. Господа Хорошевские, чтобы поддержать репутацию своего заведения, решились прибегнуть к помощи полиции. Необходимо поставить точку в этом деле и навсегда прекратить всякие досужие разговоры вокруг пансиона.
Волкова задумалась. Она искренне огорчилась тем обстоятельством, что ей пришлось забрать свою дочь. Но еще больше ее оскорбило, что ее девочка, вероятно, либо больна, либо имеет нездоровые наклонности. Наконец она согласилась.
И вот перед следователем появилась высокая и худая барышня, бледная, напуганная, с тонкой длинной косой за сутулой спиной. Сердюков уговорил мать оставить их вдвоем, объясняя это тем, что девушка, может быть, в присутствии постороннего человека окажется более словоохотливой и менее стеснительной. В своей работе он часто убеждался в том, что иногда именно своим близким не могут поведать самого сокровенного. Постороннему же открываются легко и непринужденно. Волкова-младшая долго молчала, вздыхала, глядела в стену, теребила косу и беспрестанно перекидывала ее то на грудь, то за спину. Но по едва
– Значит, вам что-то померещилось, и вы встали с постели?
– Да, мне показалось, что на меня кто-то смотрит. Я сплю, а на меня смотрят! Потом услышала шорох, потом легкие шаги. Я думала, что это девочки шалят, и поднялась. Но все спали в своих кроватях. И тут я заметила, что шторы чуть колышутся: за ними кто-то стоял! Я замерла. В это момент показалась луна и резко осветила окно. За тканью четко высветился силуэт. Существо было очень маленького роста. Как ребенок! Я решила, что это кто-то из младшего класса балуется, и шепотом спросила: «Кто там?» Он не ответил и вдруг быстро пробежал вдоль окна и спрятался за другими шторами. Потом вдруг как-то непонятно исчез. Я не могу взять в толк, куда он девался, ведь он не вышел из-за штор! После этого странного события я не спала до утра. При каждом шорохе или скрипе я вскакивала и вглядывалась в темноту.
Девушка разволновалась. На лице выступили багровые пятна. Воспоминания явно давались ей с трудом. Следователь не перебивал.
– Через некоторое время я оказалась одна в умывальне. Все уже умылись и разбежались одеваться и готовиться к урокам. Я же провозилась с волосами и прибежала позже всех. Над медными раковинами висело овальное зеркало. И тут я увидела, что, кроме меня, в зеркале отражается еще один человек. Он был очень маленького роста, с большой головой, сморщенный, как гриб. Испуг так парализовал меня, что я не могла даже повернуться, а когда повернулась, его уже не было! Но я четко видела его! Я не знала, что и думать. Мысль о маленьком человеке не давала мне покоя. Откуда он берется? Кто он на самом деле? Куда девается?
– Сколько раз он появлялся перед вами?
– Сейчас я затрудняюсь вам точно сказать. Наверное, раз пять или шесть. Мне кажется, будто я видела его в саду, за деревьями. Там ему спрятаться не составило труда, ведь он мог стоять в гуще папоротника, где его не увидишь при всем желании! Но самое ужасное, что однажды ночью он приблизился ко мне, к моей кровати, отогнул одеяло и прикоснулся ко мне. Я проснулась от этого мерзкого прикосновения.
– Вы позвали на помощь?
– Нет, я не могла кричать. Пришелец сделал жест рукой, показывая, что он задушит меня, если я издам хоть звук. Я замерла, а он…
Девушка стала захлебываться слезами.
– Он снова дотронулся до вашего тела? – помог ей полицейский.
Она затравленно кивнула.
– Более ничего?
– Нет, – последовал тихий ответ.
– Слава богу! – выдохнул полицейский, который уже приготовился к худшему в рассказе девушки.
– Что же потом?
– Потом… потом приехала маман, и мне пришлось сказать об этих событиях и ей, и господам Хорошевским. Аполония Станиславовна предположила, что я больна, что у меня видения.
– А вы не предполагаете подобного объяснения?
– Может быть! – всхлипнула девушка. – Только почему от него отвратительно пахло чесноком?
От Волковых Сердюков уехал в глубоком раздумье. Потом последовали визиты к другим жертвам ночного визитера. И во всех случаях подробности относительно совпадали. Но что странно, из всех рассказов складывался образ, удивительно похожий на тот, который виделся больной Аполонии, когда она бредила в лазарете Института десять лет назад!