Исповедь авантюристки (Незнакомец)
Шрифт:
– Вам решать!
И тут со стороны черного хода раздался подозрительный шум, стон. Аполония побелела.
– Это Андрей!
Мелих стремглав выскочил из комнаты. Карлик затих и замер на полу. Аполония подождала некоторое время, Тезаурус не возвращался. Она позвала его, в ответ – тишина. Робко она приблизилась к двери и толкнула ее, не выходя из комнаты и не преступая порога. Мелих лежал в двух шагах от нее, весь в крови, с разбитой головой. Аполония вскрикнула и отскочила, дико озираясь. Но ужас только набирал свою силу. Карлик, оставленный ею минуту назад, тоже оказался мертв.
Аполония застыла на месте. Где-то тут, прямо в ее
Аполония торопливо спускалась, пробуя ногой путь, прежде чем ступить. Наконец спуск закончился, под ногами чувствовалась земная твердь. Молодая женщина подняла голову. Высоко над ней виднелась полоска серого света. А вокруг непроглядная мгла. Куда же теперь? И как же без спичек, фонаря? Надо вернуться обратно! Она уже занесла ногу, как сверху раздался хлопок, и полоска света исчезла. Она оказалась в кромешной тьме.
Тут силы оставили молодую женщину, колени подогнулись. Сколько времени прошло, она не знала. Сначала перед мысленным взором проносились картины пережитого кошмара. Постепенно им на смену пришла тревога за настоящее. Как выбираться, и стоит ли это делать, если исходить из того, что наверху бродит убийца? Но ведь Сердюков должен вернуться, приехать и спасти ее! Нет, она должна подняться и криком дать ему понять, что находится за стеной шкафа. Аполония представила себе, что ей придется долго напрягать слух, прильнув ухом к стене. Она поднялась и направилась туда, где, по ее мнению, остался спуск со ступенями. Впереди ничего не оказалось. Тогда она решила двигаться по кругу, ощупывая руками пространство, до которого могла дотянуться. Результаты оказались плачевны. Аполония долго кружила в поисках нижней ступени, но так и не нашла ее. Она снова упала на землю. Закрыла глаза. Впрочем, этого можно было и не делать, тьма стояла кромешная. Аполония почувствовала, как липкое отчаяние пробивается наружу, подавляя волю к сопротивлению, желание жить и бороться. Она закричала. Удивительно, звук точно утонул в вате. Никакого отзвука, никакого эха. Где же она? Разве это не подвал пансиона?
Смутно память подсказывала что-то о неких пещерах, которые находились где-то неподалеку. Невозможно было и представить себе, что они столь пространны, ибо оказались даже под пансионом. Вероятно, они чрезвычайно разветвлены, и имеются некие ходы в пансион, которыми и воспользовался погибший шантажист. Какой ужас! Хорошевские несколько лет жили, не представляя, что делается у них под ногами!
И как же их угораздило выбрать такой опасный дом! Недаром его столь настойчиво желали перекупить, видимо, уже зная о его особенностях.
Однако от этих запоздалых догадок Аполонии легче не стало. Надо было выбираться и искать Андрея. Все же нельзя терять надежды.
Аполония снова поднялась и попыталась идти дальше. Она продвигалась маленькими шажками, боясь упасть или провалиться. В то же время приходилось руками проверять высоту пещеры, чтобы не расшибить голову. Часть пути Аполония принуждена
Хотелось пить. Холод постепенно пронизывал все тело. Оно одеревенело и затекло. Аполония потихоньку стала впадать в дремоту. Морок овладевал ею. Мысли стали путаться, пред глазами завертелись яркие картины прошлого. Андрей, большой, полный, в неизменном пенсне. Он смеется и обнимает ее. Крепче, крепче обнимай, а то очень холодно. Сестры, радостные, нарядные, в модных шляпах.
Леокадия гладит ее и что-то говорит.
– Очнись, очнись, Поля!
С трудом прогоняя видения и не понимая, сон это или явь, Аполония открыла глаза. Рядом с тусклым фонарем в руке стояла Лека.
Глава 30
Звуки пробиваются сквозь пелену гаснущего сознания. Или это снова галлюцинации? Хорошевский открыл глаза и снова их прикрыл. Тьма, всепоглощающая тьма и холод. Он попытался пошевелиться и понял, что не может. Тело одеревенело, он перестал его чувствовать. Все так же мучительно болела голова, и одолевала дурнота. Увидит ли он еще когда-нибудь свет? Вряд ли? Вряд ли его станут искать здесь. И потом, где это здесь?
А ведь он сам виноват! Следовало быть внимательным и осторожным, а он проявил непростительное легкомыслие. Его погубила глупая доверчивость. Антон Липсиц был прав, таким людям, как Хорошевский, нельзя браться ни за что серьезное. Но что толку себя корить? Что же делать? Он даже пошевелиться не может, руки и ноги связаны и затекли. Он снова впал в забытье.
Андрей Викторович с удивлением разглядывал визитера, молодого человека с черными пышными усами, бородкой и богатой шевелюрой. Привлекал внимание его взгляд, подобный змеиному. Он видел этого господина в прошлом году. Тот желал перекупить дом, который они присмотрели под пансион, и предлагал за него очень большие деньги. Хозяева дома получили его за долги, когда прежний владелец скоропостижно скончался. Дом был старый, требовал большого ремонта, но очень понравился Хорошевским. Им показалось, что здание идеально подходит для их целей – организации пансиона, и они решили его купить.
Новый покупатель возник совершенно внезапно, когда сделка уже почти завершилась и Хорошевские внесли задаток. К тому же завезли часть мебели, наняли прислугу, дали в газетах объявления с описанием живописных окрестностей. Покупатель ничего не добился и исчез в большом разочаровании. По его словам, он желал выкупить родовое гнездо и долго копил деньги. И вот теперь погибла его мечта. Хорошевскому было даже неловко перед ним, но Антон Иванович заявил, что все это глупые сантименты, на которые не стоит обращать никакого внимания.
Неожиданно наследник возник снова. Причем, что удивительно, Хорошевский не видел и не слышал, чтобы во двор въезжал экипаж. Молодой человек точно из-под земли вырос. Не пришел же он пешком от станции, путь неблизкий!
– Мы ведь знакомы? Вы помните меня? Огурцов. Архип Нестерович Огурцов. – Посетитель сдержанно поклонился.
– Да, разумеется, я помню вас. Но что теперь привело вас ко мне?
– Сударь! Не сочтите меня назойливым, но я здесь снова для того, чтобы повторно предложить вам отказаться от данного дома и уступить его мне.