Исповедь экономического убийцы
Шрифт:
Мы с Рейси вернулись в пансион поздно, свет уже был потушен. Я горячо поблагодарил его за приглашение в свой мир; он поблагодарил за то, что я был откровенен с его друзьями. Мы решили, что будем встречаться еще, обнялись и разошлись по комнатам.
Случай с Рейси еще больше подзадорил мое желание проводить как можно меньше времени с коллегами из МЕЙН. На следующее утро, беседуя с Чарли, я сообщил ему, что меня не удовлетворяют мои попытки получить информацию от местных. Кроме того, большую часть необходимых мне статистических данных можно было получить только в правительственных учреждениях в столице. Мы договорились, что мне придется провести одну–две недели в Джакарте.
Он посочувствовал, что мне придется
И еще кое–что я заметил. Во время моих встреч с политическими лидерами и руководством фирм я уловил лукавство в отношении ко мне. Я не ощущал этого раньше, но теперь заметил, что многим из них было неприятно мое присутствие. Например, когда они представляли меня друг другу, они часто употребляли индонезийское слово, которое, согласно моему словарю, означало «инквизитор» и «следователь». Я намеренно не показывал, что знаю их язык, даже мой переводчик был уверен, что я знаю только несколько дежурных фраз. Я купил хороший индонезийско–английский словарь, и часто пользовался им после таких встреч.
Были ли эти эпитеты случайными? Может, они неправильно переведены в словаре? Я пытался убедить себя, что так оно и было. Но чем больше времени я проводил среди этих людей, тем больше убеждался, что я был незваным гостем, что приказ помогать мне был спущен им откуда–то сверху и что они не могли ему не подчиниться. Я не представлял, кто мог дать им такой приказ: чиновник из правительства, банкир, генерал, посольство США. Я знал только, что они приглашали меня в свои кабинеты, предлагали чай, вежливо отвечали на вопросы и всеми возможными способами пытались показать, как им приятен мой визит, пряча при этом затаенную вражду и злобу.
Это заставило меня задуматься об их ответах на мои вопросы и о том, насколько достоверной была их информация. Например, я никогда не мог прийти в офис с переводчиком просто так, не договорившись о встрече предварительно. В этом не было бы ничего особенного, но такая организация встреч пожирал а огромное количество времени. Поскольку телефоны работали редко, приходилось ехать в офис по забитым транспортом улицам, которые так причудливо извивались, что иногда требовалось потратить час, чтобы добраться до здания, расположенного всего в нескольких кварталах. Когда мы приходили в офис, нас просили заполнить несколько бланков. Наконец появлялся секретарь — обычно мужчина. Вежливо, с любезной улыбкой, которой славятся яванцы, он спрашивал меня о том, какого рода информация меня интересует, а затем назначал время встречи.
Эти встречи всегда, без исключения, назначались не раньше чем через неделю, и, когда она наконец происходила, мне выдавали папку с подготовленными материалами. Владельцы предприятий промышленности давали мне пяти–и десятилетние планы, банкиры — таблицы и графики, чиновники из правительства — списки проектов, которые вот–вот должны были сойти с чертежных досок и стать двигателями экономического роста. Все материалы, передаваемые мне этими ведущими бизнесменами и высокопоставленными чиновниками из правительства, а также сказанное ими в наших беседах — все это свидетельствовало о том, что Ява находится на пороге величайшего экономического взлета, подобного которому не знала еще ни одна страна мира. Никто из них, ни единый человек, ни разу не поставил под сомнение эту посылку или дал какую–либо негативную информацию.
По дороге в Бандунг я размышлял об этих встречах: меня не покидало чувство беспокойства. Мне подумалось, что все, что я делал в Индонезии, больше походило на игру, чем на реальность. Как будто мы играли в покер. Карты были закрыты. Мы не могли доверять друг другу или полагаться на информацию, которой делились. Но это была смертельно серьезная игра, и ее результат будет оказывать влияние на миллионы жизней в течение нескольких десятилетий.
Глава 7. ЦИВИЛИЗАЦИЯ ПОД СУДОМ
— Я повезу вас сегодня на даланга. — Рейси широко улыбался. — Ну, вы знаете, известные представления индонезийских марионеток. — Он посмотрел мне в глаза. — Сегодня очень важное представление. Мне кажется, вы много узнаете.
Он повез меня через те части Бандунга, о существовании которых я даже не подозревал, через кварталы, застроенные традиционными яванскими домиками кампонг, которые походили на построенные для бедных крошечные копии крытых черепицей дворцов. Остались позади величественные голландские дома в колониальном стиле и офисные здания. Люди были явно бедными, однако вели себя с исключительным достоинством. На них были поношенные, но чистые саронги из батика, яркие рубашки и широкополые соломенные шляпы. Везде нас приветствовали улыбками и смехом. Когда мы останавливались, к нам подбегали дети, чтобы дотронуться до меня и потрогать ткань моих джинсов. Маленькая девочка воткнула мне в волосы душистый цветок.
Мы припарковали мотоцикл недалеко от уличного театра. Там собрались уже несколько сотен человек. Одни стояли, другие сидели на раскладных стульях. Ночь была прозрачной и красивой. Хотя мы находились в старейшей части Бандунга, уличного освещения не было, и звезды вовсю сияли над головами. Воздух был наполнен ароматами древесного дыма, арахиса и гвоздики.
Рейси растворился в толпе и вскоре вернулся с друзьями, с которыми я познакомился в кафе. Они угостили меня горячим чаем, крошечными пирожными и сате — маленькими кусочками мяса, приготовленного в арахисовом масле. Видимо, они догадались, что я с сомнением отнесся к сате, потому что одна из женщин, указав на небольшой костер, засмеялась:
— Очень свежее мясо, только что приготовлено.
Потом заиграла музыка: раздались чарующие звуки гамалонга, инструмента, напоминающего звучанием храмовые колокола.
— Даланг исполняет всю музыку сам, — прошептал Рейси.
— Он также управляет всеми куклами и говорит их голосами, на нескольких языках. Мы вам переведем.
Это было замечательное представление, соединившее в себе местные легенды и современные события. Позже я узнал, что даланг — это шаман, который работает в состоянии транса. У него было более ста кукол, и каждая говорила особым голосом. Я никогда не забуду этой ночи. Она наложила отпечаток на всю мою дальнейшую жизнь. После нескольких классических сцен из древней «Рамаяны» даланг достал куклу, изображавшую Ричарда Никсона, с характерным длинным носом и обвисшими щеками. Президент США был одет, как дядя Сэм, — в звездно–полосатый цилиндр и фрак. С ним был еще один персонаж, одетый в полосатую тройку. В одной руке он держал ведро, украшенное долларовыми значками, в другой — американский флаг, которым он обмахивал Никсона, как слуга обмахивает веером своего хозяина. За ними появилась карта Ближнего и Дальнего Востока. На месте каждой страны был крючок, с которого свешивались страны. Никсон подошел к карте, снял с крючка Вьетнам и запихнул его в рот. Он закричал что–то. Мне перевели это как: