Исповедь флотского офицера. Сокровенное о превратностях судьбы и катаклизмах времени
Шрифт:
Вновь прибывшие офицеры, в звании от капитана 3-го ранга и ниже, в том числе и единственный капитан 2-го ранга, назначенный начальником отдела связи, чуть ли не на цыпочках подходили к кабинету Вдовиченко, а когда он шел по помещениям центра, то прижимались к стенке и отдавали честь. Прохорова как командира приветствовали только на утреннем построении, а в течение дня его как бы и не замечали вовсе. Как будто это не командир части, а прикомандированный к ней капитан 1-го ранга. Частично так незаметно настраивал офицеров Вдовиченко, а частично этому способствовал сам начальник центра Прохоров. Если он и был когда-то давно настоящим командиром для своих подчиненных, то длительное время находясь в должности штатного начальника отдела РТУ ВМФ по разработке вычислительной техники, полностью позабыл и растерял свои командирские качества. В управлении офицеры отделов не вставали при появлении их начальника, и не козыряли им отданием чести. Вообще, офицеры управления носили форму как специфическую служебную одежду и не замечали
Практически внутренняя организация отделов ничем не отличалась от гражданских организаций министерств и главков. Начальника отдела уважали и исполняли его указания не столько по старшинству звания, сколько по занимаемой им должности. Кроме меня, нештатного капитана 3-го ранга, все офицеры управления носили на плечах погоны капитанов второго и первого ранга. Естественно, что никаких строевых отходов и подходов, которые существовали в боевых частях ВМФ, не было и в помине. Называли друг друга только по имени и отчеству, никогда не упоминая воинского звания. Утром никто не проводил общих построений и не встречал начальника Управления, кроме дежурного офицера. При появлении начальников отделов в рабочих помещениях своих подчиненных, никто не вставал с рабочих мест. Сами начальники отделов подходили индивидуально к каждому офицеру и здоровались с ними за руку. Да и рабочие столы начальников отделов обязательно располагались в тех же служебных помещениях, где трудились их подчиненные. Вместо воинской субординации, осуществлялся взаимный прямой контакт между начальником и подчиненными в течение всего служебного дня.
В этой ситуации бездельничать, дремать или тупо смотреть в стенку было неприлично, ни начальнику, ни его подчиненным. Наш начальник Центра в таком ритме прослужил много лет. При своем мягком характере пожилой капитан 1-го ранга Прохоров уже не мог сломать себя и перестроиться на жестокую требовательность настоящего строевого морского командира. Вновь назначенные офицеры инстинктивно чувствовали эту слабину уже во время первого собеседования и в последующем не испытывали перед ним никакого трепета, как главного носителя воинского единоначалия или поборника уставных отношений воинской дисциплины. В нем не было агрессии власти, и он даже не пытался её изображать внешней требовательностью и суровостью вида. По отношению к личной власти люди по внутреннему складу души делятся на две категории, независимо от того, являются ли они военными или гражданскими личностями. Для многих гражданских и военных людей личная власть над другими людьми является вожделенным желанием, выше хлеба насущного и даже выше духовных потребностей.
Их страсть к власти питается неистребимым желанием ограничивать свободу других людей или подчинять их действия и поступки своей воле. Если такие люди не командуют другими людьми, то они чувствуют свою личную ущербность. Но есть и другая категория людей, которые безразличны к власти над другими людьми. Конечно, если в их душах есть творческое начало, достаточное образование, уровень знаний и опыт жизни, то они обязательно становятся руководителями того или иного ранга и уровня. Но власть над другими людьми для них не самоцель, а способ проявления своих творческих возможностей и способностей. К такой категории я отношу свою личность. Меня всегда тяготила воспитательная работа с подчиненным личным составом. Она не приносила мне никакой радости, а была неприятной обузой, как досадное и неизбежное приложение к занимаемой должности. Власть над людьми, а особенно командирская ответственность за их дисциплину и специальную подготовку не приносила мне никакой радости, а только утомляла мою душу. К такой же категории людей, безразличных к власти над другими людьми, относился и начальник центра Прохоров.
А вот главный инженер Вдовиченко по роду предыдущей командирской службы и по складу личного характера был замешен из другого теста. Его хлебом не корми, а дай покомандовать другими людьми. Вполне возможно, что и золотым медалистом он стал, потому что имел в душе неодолимое желание получить в подчинение, как можно больше людей и адмиральское звание. Цель-то не преступна, а вполне благородна. При достаточной усидчивости и таланте к восприятию новых знаний эта цель и могла послужить его служебному рвению во время обучения в училище и Военно-морской академии. Вот это тайное желание власти, несомненное умение организовать строевую службу по уставам, а не на отношениях товарищества и превратили Вдовиченко в реального теневого командира центра, при котором седобородый красавец Прохоров лишь играл роль свадебного генерала. Да и по всему было видно, что среди всеобщего подобострастного обожания вновь прибывших офицеров, только что назначенных для службы в Подмосковье, в заботах о становлении и организации части Вдовиченко чувствовал себя как рыба в воде. Ничего не скажешь – это была его стихия.
Я понял, что для разъяснения причин моего назначения заместителем Славы Первака, что было для меня неожиданной неприятностью, надо обращаться не к Прохорову, а к Вдовиченко. Я и обратился к нему, попросив объяснить, чем продиктовано назначение Славы Первака начальником отдела на штатную должность капитана 2-го ранга, а меня, который дважды выслужил без замечаний по службе все положенные сроки для получения звания капитана 2-го ранга, поставили на штат заместителя Первака с воинским званием капитан 3-го ранга? Вдовиченко откровенно объяснил мне, что если бы я добровольно отказался быть нештатным офицером РТУ ВМФ, ушел от Черненко и выразил желание постоянно служить в Аналитическом центре, скрупулезно занимаясь оргштатными вопросами и организацией уставной службы, то он бы ещё посмотрел, кого назначать начальником отдела, а кого заместителем. Мне дословно было сказано: «Ты же, Николай Никифорович, не обратился ни ко мне, ни к командиру центра с ходатайством о твоем отзыве из РТУ ВМФ и переводе на постоянную службу в Аналитический центр. Хотя прекрасно понимал, что здесь, на объекте, тоже непочатый край работы по становлению штатной организации и множеству других вопросов по взаимодействию с хозяйственными службами и руководством гарнизона городка Дуброво, по обеспечению нашей части необходимыми энергоресурсами, финансами, секретным делопроизводством, медицинским и вещевым довольствием. Само самой это не делается. Это делаю я, опираясь, на Первака как моего заместителя. Почему же я должен был назначить тебя на должность начальника отдела, а его твоим заместителем, если все вопросы взаимодействия с командованием гарнизона решал и решает Первак под моим руководством, а ты даже не в курсе наших местных задач, да и никого не знаешь в руководстве гарнизона».
Доводы Вдовиченко были абсолютно правильны и неоспоримы. За год времени, с 1980 по 1981 год, Первак Слава непрерывно взаимодействовал с местным гарнизонным руководством и с обеспечивающими службами гарнизона. Они его уже представляли, если не командиром, то заместителем командира центра. Да и все офицеры, прибывшие к новому месту службы, в выходные дни или в неслужебное время, с проходной закрытого гарнизона, направлялись на квартиру Перваку. А уж он потом определял их в гостиницу или устраивал на временный ночлег прямо в служебных помещениях центра. Да, по субботам и воскресеньям или другие праздничные дни, Слава Первак и был фактическим начальником центра.
На него замыкался дежурный по части, докладывая ему о происшествиях за ночь, а в случае возникновения «нештатных» ситуаций или происшествий, он исполнял командные функции начальника центра, и принимал при необходимости неотложные меры, прежде чем реальные руководители, прибудут утром в понедельник из своих московских квартир в закрытый гарнизон Дуброво. Так что назначение Славы Первака начальником отдела, а меня – его заместителем было абсолютно законно, справедливо и оправдано суровой необходимостью гарнизонной службы и организацией части как отдельной структуры воинского гарнизона. Выслушав доводы Вдовиченко, я полностью с ними согласился и в свою очередь поблагодарил его, что меня тоже не забыли и назначили на командную должность заместителя начальника оперативного отдела. Я подозреваю, что на этом назначении настояли Прохоров и Черненко, а Вдовиченко и Первак были против. Но оставлю эти подозрения при себе. В чужую душу не заглянешь, а то, что Вдовиченко, Первак и Двораковский стали недолюбливать меня, когда я стал единственным нештатным представителем Аналитического центра при РТУ ВМФ, то это мне было видно и невооруженным взглядом.
Чуть подумав, я полностью успокоился и смирился с обстоятельствами. Не факт, что мое бегство из РТУ ВМФ в Аналитический центр в начале 1981 года или раньше позволило бы мне занять должность начальника отдела. Я не обладал хитростью и лукавством Славы Первака, не любил дисциплину ещё с первого года службы рядовым матросом, т. е. с ноября 1962 года, и не любил быть командиром только ради власти над людьми. Вспоминаю такой случай из жизни. В 1964 году я успешно сдал вступительные экзамены и был зачислен курсантом на первый курс ВВМУРЭ им А.С. Попова в Петродворце-Петергофе. К этому времени я был старшим матросом и два года отслужил срочную флотскую службу. Экзамены я сдал на отлично, и командир роты капитан 3-го ранга Веккер Яков Наумович вместе со старшиной роты, тоже первокурсником из солдат Володей Мельни-ченко предложили мне стать замкомвзвода, то есть старшим над однокурсниками, с которыми я рассчитывал пять лет вместе учиться.
Я уже автоматически из старшего матроса превратился в старшего курсанта, имел опыт двухлетней службы и решил, что справлюсь с обязанностями «постоянного» командира над девятнадцатью своими однокурсниками. Через две недели моя душа смертельно затосковала от обязанностей замкомвзвода до такой степени, что я возненавидел самого себя. С этими обязанностями я потерял главное – духовную свободу. Мне так захотелось стать как все, думать не о подъемах и построениях, а о чем взбредет в голову, что я подошел к командиру роты Веккеру и попросил освободить меня от обязанностей замкомвзвода и сделать рядовым курсантом. Так все пять лет я и проучился рядовым курсантом под командой нового замкомзвода Николая Ларионова и того же старшины роты Владимира Мельниченко. Ларионов и Мельниченко духовно были сделаны из другого «теста». Им очень нравилось командовать своими однокурсниками. Это давало им некоторые дивиденды при сдаче экзаменов, но главное – это им нравилось по складу характера. Они находили в этом не тяготу и ношу службы, а удовольствие, от хотя и маленькой, но все же власти над своими сокурсниками. Вот эта давняя курсантская история и подсказала мне, что я правильно сделал, что не перешел в Аналитический центр для командной и организационной работы, а остался нештатным офицером РТУ ВМФ.